Анатолий АВРУТИН
Минск, Беларусь
* * *
Узколицая тень всё металась по стареньким сходням,
И мерцал виновато давно догоревший костёр…
А поближе к полуночи вышел отец мой в исподнем,
К безразличному небу худые ладони простёр.
.
И чего он хотел?.. Лишь ступней необутой примятый,
Побуревший листочек всё рвался лететь в никуда.
И ржавела трава… И клубился туман возле хаты…
Да в озябшем колодце звезду поглотила вода.
.
Затаилась луна… И ползла из косматого мрака
Золочёная нежить, чтоб снова ползти в никуда…
Вдалеке завывала простуженным басом собака
Да надрывно гудели о чём-то своем провода.
.
Так отцова рука упиралась в ночные просторы,
Словно отодвигая подальше грядущую жуть,
Что от станции тихо отъехал грохочущий «скорый»,
Чтоб во тьме растворяясь, молитвенных слов не спугнуть…
.
И отец в небесах…
И нет счёта все новым потерям.
И увядший букетик похож на взъерошенный ил…
Но о чём он молился в ночи, если в Бога не верил?..
Он тогда промолчал… Ну а я ничего не спросил…
.
* * *
Догорала заря…Сивер выл над змеистым обрывом,
Умерла земляника во чреве забытых полян…
А он шёл, напевая… Он был озорным и счастливым…
– Как же звать тебя, милай?.. И вторило эхо: «Иван…»
.
Он шагал через луг…Чертыхаясь – несжатой полоской,
Ну а дальше, разувшись, по руслу засохшей реки.
– И куда ты, Иваныч? – Туда, где красою неброской
Очарован, стекает косматый туман со стрехи…
.
– Так чего тут искать? Это ж в каждой деревне такое,
Это ж выбери тропку и просто бреди наугад.
И увидишь туман, что с утра, зародясь в травостое,
Чуть позднее стекает со стрех цепенеющих хат…
.
Эх, какая земля! Как здесь всё вековечно и странно!
Здесь густая живица в момент заживляет ладонь.
Здесь токует глухарь… И родится Иван от Ивана –
Подрастет и вражине промолвит: «Отчизну не тронь!»
.
Нараспашку душа… Да и двери не заперты на ночь.
Золотистая капля опять замерла на весу…
– Ты откуда, Иван? – Так автобус сломался, Иваныч,
Обещал ведь Ванюшке гостинца… В авоське несу…
.
* * *
Вячеславу Лютому
Ничто не бывает печальней,
Чем Родина в сизом дыму,
Чем свет над излучиной дальней,
Колышущий зябкую тьму.
.
Ничто не бывает созвучней
Неспешному ходу времён,
Чем крик журавлиный, разлучный,
Буравящий даль испокон.
.
И сам ты на сирой аллее,
Такою ненастной порой,
Вдруг станешь светлей и добрее
Средь этой тоски золотой.
.
Поймёшь – все концы и начала
Смешались средь поздних разлук.
И что-то в тебе зазвучало,
Когда уже кончился звук…
.
* * *
Серебряный ветер врывается в дом из-под шторы,
Чумная газета от ветра пускается в пляс.
И чудится Гоголь… И долгие страшные споры,
Что вёл с непослушным Андрием чубатый Тарас.
.
И что-то несётся сквозь ночь… На тебя… Издалёка…
И тайно вершится не божий, не праведный суд.
И чудятся скифы… И чёрная музыка Блока…
Кончаются звуки… А скифы идут и идут.
.
Полночи без сна… И едва ли усну до зари я…
Приходят виденья, чтоб снова уйти в никуда.
И слышно, как бьётся пробитое сердце Андрия,
И слышно, как скачет по отчим просторам Орда.
.
На мокнущих стёклах полуночных фар перебранка,
И тени мелькают – от форточки наискосок.
А где-то, как некогда, тихо играет тальянка,
И в душу врывается старый, забытый вальсок…
.
Полоска рассвета, как след от верёвки на вые…
Задёрнется штора… Отныне со мной навсегда
Года роковые, года вы мои ножевые,
Почти не живые, мои ножевые года.
.
Всё смолкнет внезапно… Поверишь, что лопнули струны.
Спохватишься – где он, главу не склонивший редут?
Иное столетье… И это не скифы, а гунны,
Зловещие гунны в тяжёлых доспехах идут…
.
* * *
Я помню холодные женские руки,
Вечернее платье, разбитый бокал,
Коротенький миг – от любви до разлуки –
И слово, что зря на ветру расплескал.
Неверный, замедленный блеск снегопада,
Снежинку, рассёкшую стынущий взгляд,
И губ единенье… И это: «Не надо…»,
И робкий порыв убежать в снегопад.
Я силился что-то сказать… Не хватало
Ни слов, ни дыханья, ни слёз из-под век…
И длинное платье с крылечка сметало
За эти мгновенья нападавший снег…
А после, оставшись один с этой мукой,
Гадал, повторяя: «Душой не криви…»,
Что ранит сильнее – любовь пред разлукой,
Иль память, в разлуке, о прошлой любви?
.
* * *
В груди свистело… Стыли полукружья
От раскалённой кружки на столе.
Почти не грела спину шерсть верблюжья,
И вновь сосед ушел навеселе.
И думалось о Родине, о чести,
О роковой сумятице времён…
Зудел вопрос – зачем шагаем вместе
Не с теми, с кем шагали испокон?..
Я понимал, что болен, слаб и жалок
На роковом несданном рубеже.
И вновь забытый женский полушалок
Будил тревогу смутную в душе.
Давно его хозяйка обещала,
Что забежит, конечно же, за ним.
Пуста постель… Не смято одеяло…
И горько: «Что имеем – не храним…»
И снова ночь… Опять болело тело.
А ветер звал: «Лети, лети вперёд!..»
И я летел… И Родина летела –
С золой и пеплом… В черный дымоход…
Ольга
Как радостно и как волнительно встретить вдруг настоящую поэзию! Благодарю всем сердцем! Это праздник для меня и, надеюсь, всех, кто этим стихам прикаснулся.