Леонид КОЛГАНОВ

Кирьят-Гат, Израиль

ЗЕВ ТРЯСИНЫ
                                               (Из цикла «Бывшему другу»)
Как Сусанин в гнилое болото,
Быт завёл нашу дружбу в тупик,
Опустив нас в трясины зевоту,
Лишь плеснул наш утопленный вскрик!

.
Хоть в одной оказались мы лодке,
Что вместила изгоев двоих,
Как юнец с перерезанной глоткой,
Трепет дружбы в падучей затих!

.
Двадцать лет проведя на чужбине,
Я могу тебе молвить одно:
Мы в одной оказались трясине,
И тащили друг друга на дно!

.
Так утопленник тащит живого,
Так мертвяк вечно давит живых,
Мы с тобой, будто зомби былого,
Я не знаю – кто жив из двоих?!

.
О, смертельной трясины зевота,
Зев, в котором стон дружбы затих…
Нам осталось одно лишь болото,
Словно Бездна – одна на двоих!

.
ТВОЙ СВЕТ
Любовь ли это или свет
Со дна семидесятых?
Но на него иду сквозь бред,
Как шёл к тебе когда-то!

.
Иду, как прОклятый поэт,
Чрез кабаки в Париже,
На твой неугасимый свет,
К тебе всё ближе, ближе!

.
А жизнь почти сошла на нет,
Но ты не отзвенела,
И тихо светишь столько лет,
Как свет в конце туннеля!

.
Он озарил меня всего
Уже в другой Отчизне,
В конце туннеля моего,
А может быть и жизни?!

.
МЕЖ ХЛЕБОМ И НЕБОМ
Есть женщина – небо,
Есть женщина – поле,
Но с первой ты не был,
С другою на воле
Был в полюшке-поле…
А в небушке-небе
В земной плотской доле
Ты не был! Ты не был!
Но женщина-небо и женщина-поле,
Как полюса два в тебе волей-неволей!
Жена твоя – поле!
А небо – без места!
Завис между ними, качаясь отвесно!
Один между ними – ни много, ни мало,
Меж хлебом и небом, как странник Шагала!
Всю жизнь, как подвешенный, будешь двоиться:
То – в поле томиться!
То – небу молиться!

.
ГРАЧИ УЛЕТЕЛИ
                                     – Забери себе «Чёрный квадрат».
                                     И оставь мне «Грачи прилетели».
                                                                        Владимир Костров
Грачи с картины снова улетели,
Куда-то делся мартовский снежок,
Пред пустотой стою один без цели,
Я без грачей и снега одинок!

.
И наползает чернота квадрата,
Я спичкой – чирк: Малевич весь в огне…
Но не обрёл и славы Герострата,
Весь мрак его теперь уже во мне!

.
И тихо я шепчу, свалясь в низину,
И словно уголь почернел мой рот:
Нельзя сжигать у Дьявола картину,
Вся чернота его в тебя войдёт! –

.
И я прошу: – Грачей и снег верните,
И больше ничего…
Я буду рад…
Без них я сам, как Люцифер подбитый,
Без них я сам – спалённый мной квадрат!

.
ДВЕ ПЕСНИ
                                       Валентине Бендерской

.
Мы – две лебединые песни,
Сольёмся в полёте в одну,
Когда воспарив в Поднебесье –
В последнюю вышину, –

.
Застынем с тобою над Бездной,
Уже ничего не тая,
Моя лебединая песня,
Последняя песня моя!

.
И два лебединых порыва
Застынут, как стон, на лету,
Когда мы над пастью обрыва,
Почуем небес пустоту!

.
И снова сольются две песни,
Когда мы небес вышину –
Отбросив, – опустимся вместе
В земную, как ночь, глубину!

.
И будем – два ангела падших,
Лежать, – небесам бросив – Прочь! –
И будет лишь песня лебяжья
Над нами, как белая ночь!

.
Хочу – чтоб в Божественном Граде,
Где вечно идёт Вечный бой,
Прижалась ограда к ограде,
Чтоб слиться навечно с тобой!

.
БОГ И ТЫ
 Валентине Бендерской

.
Мы друг от друга так далёко,
И – кажется– прошли века,
Но – Небо я целую в щёку,
И знаю: то твоя щека!

.
Святому месту не быть пусту,
Когда стоишь ты – так чиста,
Я – Иордан целую в устье,
И знаю: то твои уста!

.
В песках следы свои запутав,
Я на безлюдье изнемог,
Как Гулливер без лилипутов,
Явилась ты! А значит – Бог!

.
С тобой я не один в пустыне!
Опять узрев твои черты,
Мой гордый Демон пал и сгинул,
Остались только Бог и ты!