Из фонда Президентской библиотеки: декабрист Иван ПУЩИН и его непреклонная вера в лучшие дни Отечества

«Об себе я ничего особенного не имею вам сказать, могу только смело вас уверить, что, каково бы ни было моё положение, я буду уметь его твердо переносить и всегда найду в себе такие утешения, которых никакая человеческая сила не в состоянии меня лишить, – читаем послание из Сибири Ивана Пущина в издании „Письма Г. С. Батенькова, И. И. Пущина и Э. Г. Толля“, цифровую копию которого можно прочесть в электронном читальном зале Президентской библиотеки. – Я много уже перенёс и ещё больше предстоит в будущем, если богу угодно будет продлить надрезанную мою жизнь; но всё это я ожидаю как должно человеку, понимающему причину вещей и непременную их связь с тем, что рано или поздно должно восторжествовать, несмотря на усилие людей – глухих к наставлениям века».

15 мая 2019 года – 221-я годовщина со дня рождения одного из лидеров восстания на Сенатской площади 14 декабря 1825 года, члена тайного общества «Союз благоденствия», лицеиста первого выпуска Ивана Ивановича Пущина (1798–1859).

Многое говорят о ссыльном строки из приведённого выше письма сыну первого директора Царскосельского лицея Е. А. Энгельгардту: были и те в числе декабристов, кто ещё во время следствия в Петербурге или позднее, под воздействием тяжёлого каторжного существования, пересмотрели свои взгляды и даже называли декабрьское восстание «жалкой игрою в революцию, погубившей столько молодых людей». Но не таков был Иван Пущин, верность идеалам и духовная зрелость которого выводят его в первый ряд истинных патриотов России.

Доказательством тому служат несколько редких изданий из фонда Президентской библиотеки: книга «Записки И. И. Пущина о Пушкине»[вступительная статья Е. И. Якушкина] (1907), московское издание «Записки о Пушкине. И. И. Пущин» (1925) и «Письма Г. С. Батенькова, И. И. Пущина и Э. Г. Толля» (1936). Небезынтересно также предисловие к серии открыток «Портреты декабристов» художника А. Рыбакова (2014).

…После выпуска из лицея, навеки подружившего его с Пушкиным, Ивана Пущина не захватило стяжание чинов и титулов, к которым стремились, скажем, Корф, Горчаков и др. Так же, как и Пушкин, с иронией относившийся к своему камер-юнкерству, Пущин по выходе из лицея поступил в гвардейскую конную артиллерию, но недолго оставался на военной службе. Однажды великий князь Михаил Павлович резко заметил ему, что темляк на сабле завязан не по форме. Пущин тотчас же подал прошение об отставке, – об этом сообщает в предисловии «Записок И. И. Пущина о Пушкине» Е. И. Якушкин.

Дабы показать, что любая служба государству и народу не унизительна, выпускник императорского лицея Пущин решил занять низшую полицейскую должность (квартального надзирателя). Это возмутило его родных, сестра на коленях убеждала его отказаться от этого намерения. Пущин уступил просьбам и вместо полицейской должности занял место судьи в Уголовном департаменте Московского надворного суда. В то время служба в низших судебных местах не была престижной. В них, впрочем, как и высших, царствовала продажность, самостоятельность суда существовала только на бумаге. Судья же Пущин твёрдо стоял на страже закона. На его повседневное отправление правосудия многие смотрели как на гражданский подвиг.

Тем временем назревали события, которые привели к восстанию на Сенатской площади. Вступивший в тайное общество «Союз благоденствия» тотчас после окончания лицея, Иван Пущин 14 декабря вышел на Сенатскую площадь. Пушкин в это время отбывал ссылку в Михайловском, и, надо отметить, Иван Пущин, осознавая огромный талант друга, по-братски настойчиво отодвигал Пушкина от участия в заговоре. Но при этом открыто выражал свои либеральные взгляды. «Если Пущин и колебался принять Пушкина в тайное общество, то нет никакого сомнения, что его беседы поддерживали в поэте тот образ мыслей, который высказывался в его стихотворениях и готовил ему скорую ссылку. Такое же влияние должна была иметь самая жизнь Пущина», – читаем в предисловии к «Запискам».

Что касается непосредственно восстания, то здесь с самого начала, как известно, всё пошло вопреки планам декабристов. По рассказам очевидцев, в этой ситуации Пущин один из немногих сохранил присутствие духа. «Когда конно-пионерный эскадрон, получивший приказание занять Английскую набережную, пустился рысью между каре московского полка и Сенатом, солдаты, думая, что конно-пионеры идут в атаку, открыли по ним огонь, – пишет в предисловии к „Запискам“ Якушкин. – Офицеры, видевшие, что это не атака, кричали солдатам, чтобы они перестали стрелять, но те не прекращали огня, так как выстрелы заглушали отдаваемые приказания. Один Пущин нашёлся в эту минуту. Он закричал барабанщику: „бей отбой“; барабанщик ударил отбой, и стрельба прекратилась. Пущин оставил площадь одним из последних; бывший на нём плащ его деда, адмирала Пущина, был пробит во многих местах картечью».

А потом были арест, Шлиссельбургская крепость, долгое ожидание приговора, по которому казнь была заменена вечной сибирской каторгой. По амнистии 1856 года и по причине болезни Пущину было разрешено вернуться в Петербург.

Как пишет в предисловии к «Портретам декабристов» Л. Добринская, «Чёрные кареты повезли в Сибирь закованных в кандалы лучших, достойнейших людей России. Царь праздновал победу – враг повержен и заперт в тюрьмы. Но прав был декабрист Лунин, сказавший: „От людей можно отделаться, но от их идей нельзя… У них отняли всё: звание, имущество, здоровье, отечество и свободу, но не могли отнять у них любовь народную“».

 Источник: Пресс-служба Президентской библиотеки

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *