Александр БАЛТИН — К 130-летию Марины ЦВЕТАЕВОЙ

Александр БАЛТИН 

Москва

.

К 130-ЛЕТИЮ МАРИНЫ ЦВЕТАЕВОЙ

…с обнажённых проводов рвущиеся искры: образ строки Цветаевой: неуёмной и неугомонной, ни с кем не перепутаешь, обнажённой – до предельной боли, или тотального счастья, неистовой, столько всего вмещающей…

Она воспринимается в золотисто-красном-оранжевом цвете: в разливах заката, но такого, чья палитра вбирает всю мудрость неба: от раннего рассвета до глубин ночных провалов.

…самообзначение: точный ракурс восприятия собственных стихов – с самого начала: с хрестоматийного:

 

Моим стихам, написанным так рано,
Что и не знала я, что я — поэт,
Сорвавшимся, как брызги из фонтана,
Как искры из ракет,

Ворвавшимся, как маленькие черти,
В святилище, где сон и фимиам,
Моим стихам о юности и смерти,
— Нечитанным стихам! —

Неистово развевающиеся плащи «Новогоднего»: Рильке – умер: шум сфер невероятен – поэт, создавший стихотворение-вещь, словно поднимавший ладонью средневековые громады соборов – ушёл, растворился в неизведанности.

Тут – сколько звёзд не зажигай: всё будет мало:

 

С Новым годом — светом — краем — кровом!
Первое письмо тебе на новом
— Недоразумение, что злачном —
(Злачном — жвачном) месте зычном, месте звучном
Как Эолова пустая башня.

Первое письмо тебе с вчерашней,
На которой без тебя изноюсь,
Родины, теперь уже с одной из
Звёзд…

 

…мистические ленты, испещрённые таинственной знакописью слов: гудящее и вибрирующее – накалом-натяжением-напряжением – «Новогоднее»: выбрасывающее фейерверки чудес: метафорами, эпитетами, даже рваным, телеграфным стилем: внутри которого – и стоицизм, и знание: смерти нет, и лютеранство, и Европа, и Россия, и таинственная культурная смычка…

«Поэма конца» для Цветаевой логичнее, нежели «Поэма горы»: поскольку основное её устремление – раскрыть окончательную истину: бытия, нас в нём, неба: не того, которое зрим, а таинственного, метафизического неба, которое открыться возможет только внутреннему оку.

…уведёт, играя на дудочке, крыс, уведёт, как обещал, виртуоз-крысолов, потребовавший себе в награду Грету бургомистрову…

Но ведь он из когорты: «…нищие, гении, рифмачи, Шуберты, музыканты…»

А Гаммельн, как известно, живёт другими оборотами яви: тугими, основательными:

 

 

Ни распоясавшихся невест,

Ни должников, — и кроме

Пива — ни жажды в сердцах. На вес

Золота или крови —

 

Грех. Полстолетия (пятьдесят

Лет) на одной постели

Благополучно проспавши, спят

Дальше. ? Вдвоем потели,

 

Вместе истлели?. Тюфяк, трава, —

Разница какова?

 

Зачем ему Грета?

Хватит и чехольчика для дудочки.

Увод крыс – щеголеват, детей – страшен…

…идут они, должные стать будущими бюргерами – без фантазий и поэзии – за танцующей, а может быть и насмехающейся фигуркой…

Хуже гастронома и мещанина – нет ничего: они враги поэзии, прорыва, веры, правды: они:

 

Мародер оберет — но лица не заденет,
Живодер обдерет — но душа отлетит.
Гастроном ковырнет — отщипнет — и оценит —
И отставит, на дальше храня аппетит.

Гаммельн – это их мир: сытый, сонный, бухгалтерский, торговый, достаточный; крысолов противостоит ему (как крысы собственно); ему, кипя и неистовствуя, противостоит и Цветаева…

…Казанова, отражающийся в венецийских водах; пьеса, собранная из параллелей ощущений: каждое должно идти, соответствуя небесности; и… каковы характеристики, данные персонажам! в каждой собрана суть.

Из пера «Жар-птицы» растила Цветаева «Царь-девицу», и словесные узоры и орнаменты пламенели дивными красками русского рая.

От Конька-Горбунка был ток сказа, от пушкинских перлов тянулись прекрасные нити мерцаний.

Нервно пульсировал, обжигая, стих, ритмы взрывались пёстрыми стягами осени.

Может быть, сейчас всплывёт Китеж?

И он был ей близок, и средневековый город, и многие, вспыхивающие дальними огнями легенды, и шаровая бездна Руси, и всё западное: с поэзией, музыкой, органами, Людовиками, Офелией…

Гамлет – голос вечности, скрещённый с гладом страсти.

Совесть Цветаевой – щедрый накал золотой нити: достаточно перечитать чешский цикл: обелиск подвигу, низвержение мещанского счастья: нацизма.

Цветаевский накал столь велик, что непонятно, как выдерживала груз, доставшийся душе.

И горят, горят бесконечные рубины её откровений, взрываются вновь и вновь рассыпаясь суммами образов, афоризмов, мудрости, и бесконечного цветаевского своеобразия: покорившего бессчётное число душ.

 

Александр Балтин

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *