По кромке бытия движенье к свету
Дмитрий Мизгулин. По кромке бытия. Седьмая книга стихотворений.
– СПб.: Любавич, 2021. – 108 с. – 2000 экз.

 


 

«По кромке бытия» двигаться чревато, но необходимо – для большей чёткости ощущений, для более точной фиксации их, для открытий и откровений; для чего-то наиважнейшего, что и определяет тайну поэтического делания:

 

Что жизнь моя – железная дорога,

Извечное движение вперёд.

И путь наш от порога до порога

Локомотив уверенно ведёт.

 

Горят в ночи рубиновые росы,

Мерцают тени голубых берёз,

Гремят в раскат чугунные колёса,

Судьба летит со свистом под откос.

 

Поэзия Д. Мизгулина вспыхивает особой цветовой гаммой: индивидуальной и словно связанной с постижением запредельных тайн, – ибо даже летящая под откос судьба определяется именно «рубиновыми росами», необычностью видения, крупными структурами бытия, тонко прочувствованными и живописанными поэтом.

Но бархатная нежность речи не в меньшей степени присуща Мизгулину, чем сила словесного поиска:

 

Я развею все твои сомненья,

Самый дорогой мой человек.

Напишу тебе стихотворенье,

Как под утро выпал первый снег,

 

Как, кружась во тьме неторопливо,

Перекрасил город в белый цвет.

Как печали осени дождливой

Позабылись и сошли на нет….

 

Речь о главном чувстве и должна быть такой – гармоничной и напевной, нежной, как летний воздух, и плавной…

И первый снег здесь… почти детский, отливающий счастьем, пусть и оттенено оно вечно горечью, страхом потери, а стихотворение – живёт тайною, медленно кружащейся музыкой, живёт, расходясь драгоценными кругами бытия.

…Параллели, проводимые между природным началом и ощущениями людей, впечатляют: строятся развёрнутые метафоры, определяющие ритмы и движение стихотворения.

 

Снежные сумерки тают.

Звёздная даль высока.

Сердце моё остывает,

Как остывает река.

 

Стынет волна под шугою

Льдом безвозвратных потерь.

Близкое и дорогое

Стало ненужным теперь.

 

Заледенеют печали,

Заиндевеет река,

На опустевшем причале

Будет утрата легка.

 

Есть особая лёгкость в снежности сумерек. И то, что утрата будет легка, ещё раз свидетельствует об этом, как и о замечательной соли стоицизма, просыпанной в строки, как и о мудрости, наработанной поэтом годами опыта…

Социальность возникает лирическим порывом: сильно и страстно, грустно и трепетно:

 

Жизнь прошла – наобум, на авось.

Всё смела иноземная сила.

Просквозило Россию насквозь.

До последней души просквозило.

 

Каждый сам по себе не дурак.

Только кто за Россию в ответе?

И гуляет по душам сквозняк –

Подворотни неистовый ветер.

 

Боль логична – и преодоление её эстетикою стиха вполне естественно, хотя поэзия не отменяет источника боли и жизнь не улучшает, увы, увы…

Книга Мизгулина «По кромке бытия» есть движение к свету: он ощущается в каждом стихотворении, а если строки и отливают печалью, то и она светла.

 

Снежная звенит тишина,

Мир ошеломительно прост,

И плывёт во мраке луна

В озаренье сумрачных звёзд…

 

И пока не вспыхнул рассвет…

Лунная туманится даль,

И позёмкой сумрачной вслед

Светлая струится печаль.

 

Интересно играет звукопись: перекликаются, вибрируя сильно, «с» и «з», раскатисто расходится «р», и рассвет будет непременно превосходить предшествующие!

Снега много в книге Мизгулина. Снег становится символом белизны, великолепного природного кружева, в какой-то мере – символом альтернативного света, хоть и связанного с холодом (его современному человеку, без конца продуваемому онтологическим ветром, и так хватает), а хотелось бы тепла: и стихотворение являет его, наполняя необходимым колбы читательского сознания.

 

Встанешь утром – в городе зима.

Всюду как нечаянная милость

Снега кружевного кутерьма

Облаком на землю опустилась.

 

Будто бы и не было тоски,

Будто бы и не было печали…

А вчера сжимала боль виски,

А сегодня всё опять вначале.

 

Человек рождается за жизнь много раз, и звучащая философической максимой строчка «А сегодня всё опять вначале» подтверждает оное.

Дмитрий Мизгулин выступает исследователем собственной души и – через неё – жизни, но так, что лучи строк-результатов расходятся к мере всеобщности, разлитой в недрах человечества:

 

Везде и всюду проявлял участье,

Кружился в суматохе важных дел,

Теперь не надо ни любви, ни счастья,

Всего того, что раньше так хотел.

 

И всё, к чему мечтательно стремился,

В мгновенье ока обратилось в прах.

Смотрю, как мягко лунный свет разлился,

Как звёзды растворяются в волнах.

 

Муаровая мягкость лунного света и растворяющиеся в волшебных волнах звёзды становятся важнее кружевного кружения, сколько бы смысла ни имело оно в пределах земного бытования.

Мудрость прорастает травами сквозь строки поэта, организуя своеобразное духовное небо над сводом книги.

Сердце при этом должно пылать самой своей сердцевиной – тем центром, где и рождаются стихи (ибо там, вероятнее всего, помещается душа, а поэзия – квинтэссенция оной):

 

Что там скажут люди –

Никому не верь,

Сердце не остудит

Снегопад потерь.

 

Лишнее отстанет,

Сгинет не спеша,

Сердце не обманет,

Не предаст душа.

 

Снова снег мелькнёт – в форме снегопада, но то, как оригинально он свяжется с обыденностью потерь, говорит о смысловой изобретательности поэта. И главное, конечно, что никакие суммы утраченного не вправе или не в силах остудить сердце.

Интересны и линии соединения сердца и души.

Поэт тонко, по-своему чувствует природные явления – и полноправными персонажами книги предстают и дождь, и снег, и непогода, хуже которой нету, и осенние мерцания…

Легко даётся тяжёлое содержанием стихотворение о сущности поэтического дела:

 

Писать стихи – обуза,

И счастье, и беда.

Старею я, а муза

Всё так же молода.

 

Изящно быстрокрыла,

Безудержно легка.

Что у меня забыла –

Я не пойму пока.

 

Жёсткость отношения к самому себе подкупает всё той же наработанной сквозь ленты лет мудростью.

Сферы одиночества становятся сокровенными, своего рода онтологическим пристанищем счастья.

Ирония оттеняет поэтические мистерии Дмитрия Мизгулина:

 

Газпром везде и всюду,

И тут и там Газпром,

Несёт простому люду

Он счастье в каждый дом.

 

И знает вся планета

Про Сочи и «Зенит»,

А то, что газа нету и

В деревне –

извини…

 

Горькая ирония?

Конечно, какая ещё применима к нашенским временам…

…Жизни разгон кажется вечным, однако сие – одна из иллюзий, и точно входит в мозг, поражая своеобычным советом, поэтическая формула:

 

Ты живёшь, как будто в сутках

Двадцать пять часов.

Закрывай хоть на минутку

Душу на засов.

 

Итак, пройдя «По кромке бытия», поэт, раня душу болью за Отечество, стремясь иссечь стигматы сострадания в каждой читательской душе, дозированно-ювелирно мешая иронию и метафизику, предложил иссуетившемуся миру и тотально-муравьиному граду значительный результат своего пути: требующий тонкости восприятия и чуткости сердца, причём в этой кромке гораздо больше от сущности бытия.

В том числе бытия поэзии.

.

Источник: https://lgz.ru/article/-41-6855-12-10-2022/po-kromke-bytiya-dvizhene-k-svetu/