Александр ШУБИН

Озерск, Челябинская область

 

 Об авторе: 

 Александр Шубин автор трех книг стихов: «На юру»,«Чаруса», «Живица»

 Публиковался: «Южный Урал» № 11 (2016), № 12 (2017), «День и ночь» №1 (2014); «Литературные Окна» № 66, 68, 72 (2012, Ганновер, Германия); «Симбирск литературный»(2020); газета «День литературы»(2020); газета РАН Уральский филиал(2020); 

Главный редактор антологии «Стихи поэтов закрытых городов» «РОСАТОМ» (2005).

Призер (2 место) VI Международного фестиваля телевизионных программ и телевизионных фильмов «Золотой бубен» (г. Ханты–Мансийск) за сценарий и режиссерскую работу  к фильму «Семь слов о А.С. Пушкине».

.

Стихи из книги «Живица»

.

Слово

Ярился под ярмом бесправия, бессилия

и душу, как дитя из пекла выносил.

И каждый божий день мне даровал не крылья,

но слово – лишь оно мне и давало сил

жить по крестьянской вере и традиции,

жить каждый день взахлёб – накоротке

с космической иронией провинции

и умирать – на русском языке.

 

Поезд уходит

Поезд уходит в полночную осень.

Черти грохочут  под каждым вагоном:

Малый: – «Догоним, по-строгому спросим!»

Старый:  – «Чуток – и догоним!»

 

В каждом вагоне и с каждой скамейки

дни мои грустно таращатся в окна.

Я – как последняя проба ремейка –

в это же действие вогнут.

 

Перед глазами киношной келейкой –

чёрный квадратец, подсвеченный детством:

кинопись жизни, где склейка на склейке –

в общенародном контексте.

 

Поезд летит, как в побеге растратчик,

перемежая тоскою дыханье.

Как же сладка из последней заначки

жизнь за прозрачною гранью.

 

Сириус белым горит, светофорит,

гонит в Аид, в пересуд бесконечный,

где – первым кругом, огнями «love story» –

меченый,  мельничный,  Млечный.

 

Озеро

Плыть во сне исповедальном –

в тёмном озере лесном –

растворяя тайну в тайном

зазеркалье приписном.

 

Плыть вдоль дышащей границы

подноготной и небес,

где проблёскивают лица

тех, чьей верою воскрес.

 

Плыть – парить, раскинув руки

над подводною тайгой,

невесомо, без натуги,

тенью облачно-нагой.

 

Плыть, впивая всею плотью

свет с истоком вдалеке,

привыкая вновь к свободе

и полёту налегке.

.

Елена КРЮКОВА

Нижний Новгород 

 

«НЕ ГОВОРИ И ТЫ «ПРОЩАЙ»…»

 

Александр Шубин. «Живица». Челябинск, Издательский центр «Павлин», 2020

 

Удивительно сочетание в этих стихах народной простоты и метафорической сложности.

Эта поэзия затягивает, как полынья, и поднимает, как летний ветер после отшумевшего ливня, к медленно и торжественно идущими в выси светящимся облакам.

Эта поэзия предельно неожиданна во внезапных сравнениях и необычной ритмике – и одновременно радостно-традиционна, узнаваемо замкнутая в русскую рифму и в русское стихосложение.

Она опирается, и она летит.

Она земля, и она небо.

Впрочем, так и должно, наверное, быть.

Контрасты бытия еще никто не отменял.

Как и невыносимую цельность бытия.

Как и его незыблемую тяжесть и прозрачную легкость.

Книга Александра Шубина называется «Живица».

Живица, хвойная терпкая, пахучая смола…

Что она слепляет? Что соединяет?

Что скрепляет, кто ее вдыхает полной грудью?

Поэт живет на Урале, он к хвое привычен. Хвоя – символ вечности, незыблемости, вечной жизни (а значит, и смерти… еловые ветки бросают за гробом…), и вместе с тем колючести, предполагающей обжигающую живую боль, а рядом с болью непременно будет радость, мы же так в это верим…

Поезд летит, как в побеге растратчик,

перемежая тоскою дыханье.

Как же сладка из последней заначки

жизнь за прозрачною гранью.      

 

Сириус белым горит, светофорит,

гонит в Аид, в пересуд бесконечный,

где — первым кругом,

огнями «love story» —

меченый,  мельничный,  Млечный.

Мир дольный и мир горний однажды соединяются, их склеивает душистая живица души…

Плыть во сне исповедальном —

в темном озере лесном —

растворяя тайну в тайном

зазеркалье приписном.

 

Плыть вдоль дышащей границы

подноготной и небес,

где проблескивают лица

тех, чьей верою воскрес.

Что есть жизнь? Мы живем ею, живем в ней… и не знаем, что она такое. Не знаем мы, зачем брошены в этот мир. Однако догадываемся, что — Богом. Не все догадываются. Поэт знает это изначально. А не знает, так чувствует. Для Александра Шубина искусство – это чувство; и мгновенно, на ходу и на лету, он превращает это чувство в мысль, в обзор, в охват, в пресловутую, и трагическую и радостную, и солнечную и плачущую подо льдом реку Времени. Вот «Ода чайнику» – поэт обращает стихи к предмету быта, что внезапно становится артефактом бытия и свидетелем драмы истории:

Как заклятое наследье

ты пришел, впитавши медью

судьбы лагерных широт.

Как по глобусу, гадаю

путь твой, пройденный до края

исторических щедрот.

А вот идет человек (стихотворение «По живому») по тонкому льду, по нежному призрачному слою, преградой между живым и потусторонним; идет осторожно и храбро – так мы, мы все, переходим жизнь…

Верой греюсь, дышу и — шагаю.

Век страстной прогибается с треском.

Не умею втихую по краю:

по-над бездною — с силою крестной.

***

Одно из самых нежных, мужественных и таинственных стихотворений современной русской поэзии о любви – «Не говори» Александра Шубина. Знаковое название. Может, не все надо (и можно!) проговаривать словами, переливать в слова. Хоть «В начале было Слово, и слово было у Бога, и слово было Бог». Помним, помним Евангелие от Иоанна. И сказать в полный голос «люблю» – тоже счастливо, насущно. Но есть и молчание. То, что дороже серебра: золото людское. Есть просто дыхание. Вдох и выдох. Есть то прощание, что остается навек крылатее и драгоценнее самой вольной, страстной и нежной встречи.

Не говори и ты «прощай»,

кручины не держи.

Моей, слетевшей невзначай,

слезой не дорожи.

Она сверкнула и ушла

в земных печалей тьму,

и сколько жизни унесла —

не ведать никому.

Поэт… поэзия… Что такое стихи? Ведь до сих пор опять никто не знает. А они есть на земле. Они – рядом. В нас и с нами. Поэт дарит свои песни нам. Сгодятся? Родными станут? Или отвергнут и забудут?.. И опять не знает никто. А песни все поются. Старые, новые. И те, что нам врождены; услышаны нами в колыбели, и, это правда, с ними жизнь проживем – и с ними уйдем.

Сколько помню себя — столько знаю

я её… Песней душу целю!

Допою — и опять зачинаю:

головою качаю, пою.

Здесь замечательно найден рефрен – песенный повтор – «головою качаю, пою…»: стих-песня соединяет нас с громадным невидимым хором, с целым иконостасом людей, ушедших во мрак веков, а сама эта песня – чистый свет, светит одинокая живая душа, в тишине опять поет, да будет благословенна эта песня.

А еще Александрп Шубин – художник. Ему удается так написать простой земной пейзаж, что всецело окунаешься в его воздух и свет, и это сиянье воистину святое, а ассоциации с садом в этом стихотворении совершенно и неспоримо Райские, ибо непонятно, сад этот земной или Сад Небесный, Эдем, ведь он тысячелетний:

Туманом сентябрь пропах.
А в росплеске звёздного блеска
улыбкой на стылых губах
блуждаю – по влажным пролескам.

Роса.
Светляки горят
с открытостью дерзкой. Детской.

Мерцаньем  живым  объят
тысячелетний сад.

Тысячелетний лад.

Осенней тоски аромат.  

***

Всякий художник – философ. Всякий поэт прикасается и к земному, и к звездному. Вот это тютчевское начало просвечивает, как серебряная рыба сквозь ночную тьму прозрачной реки, у Александра Шубина. Устройство мироздания волнует. А твоя судьба, твоя малая – в масштабах Космоса – жизнь твоя уже не кажется тебе несчастно-обреченной на неизбежный уход: ты вместе со звездами, ты в их медленно, царственно движущемся хоре, и ты уже счастлив:

Забыв о времени, об имени своём,
лишь осенённый  чувственным сознаньем –
смиренным дикарём в счастливом  прозябанье
всю ночь со звёздами плыву за окоём.

Александр Шубин смело работает на контрастах. На солнечном покосе в памяти поэта внезапно появляются красные наши вожди, канувшие в туманы двадцатого века («Будто не было в наследье / жути  мёртвых омутов, / где на дне сидят в секрете / добрый Ленин и Свердлов…»); здесь эпитет «добрый» не должен обмануть чуткое ухо; подобно поэтам Средневековья, Шубин обращается душою и словом к Вергилию, и античный поэт становится не только его книжным спутником, но настоящим другом и поводырем, проводником по судьбе:

Я жил с Вергилием в обнимку целый день.
Подвздошие моё сияло поднебесьем:
корпускулы любви, костры пастушьих песен,
где тминный вкус тоски, что пепел на воде;
где гимны красоте, как бабочки над бездной,
штурмующие рай с отчаяньем болезным.

Бог и природа, любовь и смерть – все это материя поэзии Шубина, и все это вечные вещи, внятные каждому. Наша сиюминутность насколько же пронизана вечностью, насколько и пропитана сожалением о каждом умирающем человеческом мгновении. Что такое время? Опять никто не знает. И еще меньше люди знают о том, что такое вечность. Но горячий, горящий вектор поэзии – в том, что она, то нежно-трогательная, то громко кричащая, направлена прямиком к вечности:

Мы – горняя капель, живущая полётом,
с дарующей руки  берущая  взаём
мгновенный облик лиц и душу как работу,
которую  так ждёт небесный чернозём.

Сия минута – и давние годы. Память войны. У войны страшная музыка. Не дай Бог ее кому-то услышать въявь. Поэт – слышит. И сам звучит этой музыкой. Ею, погибшей – вспоминает и поминает.

как смог  среди боя тогда упастись от штрафбата?

Трофейного шнапса майору  – сошлись на цене:

в плечо самострел… Так  радел о родном  пацане.

В такой же вот яме лежат моей роты ребята.

И судьба наша, общая судьба – ноты новой, трагической песни. Ее трудно петь. Но невозможно не спеть. Ибо эта музыка, что здесь и сейчас звучит, тоже останется: в памяти тех, кто позже придет.

Руси поруганное знамя,

судеб порубленных леса

и смерч безверья –

всё за нами

и тяжек шаг,

и вспять – нельзя

под громовыми небесами,

под гробовые голоса.

Но через все трагедии, через все скорби поэт ловит глазами, сердцем, чутьем жизнь с надеждою, упованную, Божию. Он ее любит и призывает. Да, так, ведь на свете, в подлунном мире, после скрещенья всех бессмысленных копий остается одна любовь, та, что, по апостолу Павлу, долготерпит и милосердствует, не ищет неправды, но сорадуется истине:

Здесь – у самых истоков Отчизны,

в заповеднике детских снов

всё, как прежде –

свежо,

голосисто,

здесь и полночью мне

не темно.

***

…Эта поэзия живая. Эта поэзия жива. И это наиглавнейшее в ней. Она дерзко балансирует между загадкой и отгадкой, между буквицей и живым объятием, между таинственной символикой и яркой предметностью. Этим она и драгоценна. Всякая подлинно поэтическая интонация – сокровище  Всякий живо создаваемый поэтический мир – это праздник.

Пусть книга Александра Шубина «Живица» станет празднично нужна нынешнему русскому читателю.