Владимир ХОХЛЕВ

Санкт-Петербург

.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

СТОКГОЛЬМ, ДЕВУШКА АННА…

Вы можете себе представить, однажды я выиграл поездку в столицу Швеции.

Шел по Невскому, вручили билетик на презентацию туристической фирмы. Пришел, послушал, после лотерея, мой номер оказался счастливым. Принес домой путевку. Жена расстроилась, что не на двоих, но отпустила.

До Стокгольма плыли на пароме «Силья Лайн». Плавали на пароме?  Представьте, плывет по морю «посылка», размером с четырнадцатиэтажный дом. А по этажам, то бишь, палубам, люди снуют. Отдыхают. А внутри все как в гостинице. Лифты, телефоны в номерах. И кафе, и рестораны, и бильярд, и ночные бары, и казино, и игровые автоматы. В общем, полный комплект. И спиртное дешевле, чем на берегу…

Я тогда полночи простоял на верхней палубе, под морским бризом. За фарватером следил. Утром — уже в Стокгольме. Выяснив, что свободен до восьми вечера, отправился в город.

Пройдя пешком через Остермальм, район старой застройки, я оказался на знаменитой набережной Страндвеаген. Набережная самого дорогого и престижного жилья в Швеции. Подошел к газетному киоску. Многочисленные виды города — дневные, вечерние, ночные выставлены на вращающихся этажерках и приводятся в движение немногочисленными посетителями. Невдалеке от киоска, прямо на брусчатке набережной разбросаны холсты с ценниками.

Я обращаю внимание на яркую, по-детски праздничную живопись. После этого на юную художницу, их хозяйку. Она отдыхает. Мольберт развернут к покупателям. На нем сияет открытыми красками новая работа. Этюд набережной. Я замечаю, что Страндвеаген на нем не такая, как в натуре. Возвращаюсь глазами к девушке. Ее стройная фигура обтянута короткой белой футболкой и тонкими белыми, чуть расклешенными брюками. Между футболкой и брюками видна точеная загорелая талия Она сидит на своем стульчике, упершись руками в сиденье, вытянув обе ноги вперед. Смотрит на меня и улыбается. Или мне, или висящему за моей спиной солнцу.

Ее последний этюд меня затронул, и я хочу познакомиться. Спрашиваю:

— Как тебя зовут?

Девушка не отвечает. Вспомнив, что русский язык здесь не в моде, я на ломаном,  когда-то изучаемом,  но сейчас забытом французском повторяю: «Кель сапель тиль?» Если это не сработает, придется объясняться на пальцах. Вспомнил еще английское «Май нейм из…», но девушка, откинув прядь каштановых волос, уже встала — протягивает мне ладонь:

— Анна.

Я жму загорелую руку и отвечаю: — Владимир.

— Владимир, — радуется Анна, —  старое русское  имя. Владеющий миром.

— Ты говоришь по-русски?  — мне становится полегче. — И откуда ты знаешь, что я из России?

Улыбаясь, девушка тычет пальцем в наклейку на моем фотоаппарате.

— Как ты увидела такую набережную? – обращаю ее внимание на последний холст.

— Посмотри — и ты увидишь.

Смотрю в пространство, переношу взгляд на холст, повторяю так несколько раз.

— Не вижу.

— Смешной, посмотри повнимательнее, это набережная Страндвеаген.

— Да, но это другое место, здесь другие дома, другие яхты, здесь все не так.

— Ты кто? — смеется девушка.

— Как кто?

— Ну, кто ты по профессии?

— Писатель, — лукавлю я. Не хотелось представляться простым учителем литературы.

— Как хорошо, человек творческий, значит, все поймешь. Вот, видишь дом? — Анна ткнула пальцем в холст.

— Вижу.

— А вот он в натуре,  — она согнула ногу в колене, стерла оставшееся на пальце масло о подошву сандалии и вытянула руку в направлении нарисованного дома.

— Нет, не он! Двери не такие, окна — тоже, балконы без цветов, стены  другого цвета, — всё не так, как у тебя на холсте. Разве я не прав?

— Ты не понял. Я тебе показываю не двери, окна, балконы, а весь дом. Не смотри на детали. Попробуй увидеть целое.

— Я не могу так.

— Можешь, каждый человек может, — Анна стала серьезной. — Сделай вот так: скользни по фасаду взглядом, не задерживаясь ни на чем, как бы пролети мимо него.

Я скользнул.

— Увидел?

— Да. — я замер и долго стоял, не шелохнувшись, разглядывая увиденное.

— Теперь смотри сюда, — Анна указывает на картину.

— Точно. Да, ты права. Как ты  это открыла?

— Легко  и  просто. Скучно срисовывать, интересней рисовать. Ты ведь, когда пишешь, не прописываешь всех  деталей, звуков, запахов обстановки, ты пишешь главное, нужное, — вот и я так.

— Твой город — сказка, — я вернулся к холстам.

— Я могу рассказать тебе ее. Буду гулять с тобой по городу и рассказывать. Согласен?

— Мне не верится, что это возможно. А как же твоя выставка?

— Это решаемо, — Анна подбежала к киоску, скрылась в нем и быстро выскочила обратно. — Все в порядке, мы можем идти. За этим присмотрят, не волнуйся. Пойдем в Галарпаркен, за Северный музей, — она за руку потянула меня за собой. Мы прошли по мосту Юргардсброн и обогнули здание музея с севера.

— Вот музей Васа, я узнал его, — нам открылось необычное сооружение с мачтами, пробивающими крышу.

— Посмотри, это одна из лучших обзорных площадок! — Анна вытащила меня на выступающий в залив причал, забралась в стоявший рядом катер и устроилась на его корме. — Прямо перед нами плавающий остров. Он плывет в озере, все время закрывая какую-нибудь часть города. Если мы пройдем вдоль всего побережья, он будет виден отовсюду, но сам будет скользить по городу, открывая зрителю только то, что захочет.

— Похоже на японский сад камней. Нельзя увидеть сразу всё, один камень всегда скрыт другими.

— Да, похоже, только здесь наоборот, — один камень, то есть остров, всегда виден. В Стокгольме еще много фокусов. Один из них — это шпили, — Анна вытянула руку и  перечислила их слева направо, — запоминай их последовательность. При движении по городу их порядок будет все время меняться, с каждой новой точки мы увидим их иное расположение. Словно какой-то добрый волшебник поднимает здания за шпили и переставляет их в пространстве города.

Я скользнул взглядом по доминантам.

— С этой точки я запомнил. А это что?

— Это коробки торгового центра, об этом после. Пойдем  переставлять  шпили.

Мы сошли с причала, вновь обошли Северный музей и вернулись на набережную. Анна вдруг растворилась в толпе туристов, но появилась быстро и так же неожиданно, как и исчезла. Она стояла передо мной, вытянув вперед обе руки. В одной дымилась запеченная в тесте сосиска, в другой — бутылка джуса.

— Подкрепись, Владеющий миром, нам еще много надо успеть, — Анна сотворила изысканный реверанс и, быстро удаляясь, заставила себя догонять. Я догнал.

— Вот, — Анна указала вниз на тротуар.

— Что это? — только теперь я заметил странную фигуру,  выступающую  из люка.

— Не что, а кто. Это водопроводчик, — Анна засмеялась.

Действительно, приподнимая крышку люка двумя руками, из земли вылезал металлический человек. Фигура с трех сторон была огорожена невысоким красно-белым полосатым забором. Я щелкнул  фотоаппаратом.

—  А зачем забор?

— Чтобы ему никто не мешал. И чтобы все замечали. Чтобы никто не споткнулся, как бывало здесь не раз.

— А помочь ему можно? Подержи-ка, — я протянул фотоаппарат, сосиску и бутылку девушке.

Перешагнув ограду, я склоняюсь над скульптурой и хватаюсь за крышку люка обеими руками, изобразив на лице усилие, с которым якобы помогаю водопроводчику.  Анна захлопала в ладоши, — Подожди, — она быстро навела фотоаппарат и сделала веселый кадр.

— Надо выбираться отсюда, а то еще заберут в полицейский участок, — я возвращаюсь за ограду.

Проходящая мимо пара оценила мой юмор поднятыми вверх большими пальцами. Анна побежала дальше. Я снова догнал ее.

— Не убегай. А то я потеряюсь.

— Я научу тебя ориентироваться в Стокгольме, — девушка остановилась и вытянула руку. —  Это что там?

— Похоже на Королевский дворец.

Пройдя несколько метров по узкой улочке, мы вышли на новую набережную. На противоположном берегу, взобравшись на высшую точку рельефа, величественно парил Королевский дворец – огромное, квадратное в плане сооружение в классическом стиле с фланговыми пристройками. Простота объема в контрасте с живым окружением треугольных фронтонов и скатных крыш подчеркивала  торжественную значимость сооружения.

— Пойдем, — я сделал шаг в сторону дворца.

— Нет, сначала сюда, — Анна пошла в другую сторону, я — автоматически за ней, — Зайдем на Шепсхольмен, плавающий остров.

Мы перешли по деревянному мостику на утопающий в зелени остров. В глубине между зданиями я скоро увидел огромные ярко раскрашенные полуабстрактные бетонные фигуры. Подбежав к одной из них, Анна сказала:

— Вот моя бабочка.

— Почему же она твоя?

— Я ее сама сделала.

— То есть, ты автор этой скульптуры, но она не похожа на бабочку.

— Да, я автор! Опять ты не видишь, присмотрись — она расправляет крылья… Видишь?

— Вижу, — я вглядываюсь и почтительно жму нежную кисть девушки. — Молодец.

— Пойдем теперь вниз, — Анна бежит по набивной дорожке к воде. Я покорно за нею. На берегу, деланно изображая гида, Анна уже импровизирует:

— Обратите внимание на здания противоположного берега, это бывшие купеческие особняки. Они не соединяются друг с другом, но проходы между ними очень узкие. — Она переходит на обычный тон: — Когда  мы будем на той стороне, я покажу тебе зеркальные ставни.

— Зеркальные ставни? Зачем?

— Улицы настолько узки, что прямой солнечный свет никогда не бывает в комнатах этих домов, поэтому их жители используют зеркала, чтобы в короткий миг, утром, солнце смогло попасть в их жилища, — Анна присела прямо на траву откоса. — Присаживайся, — она хлопнула рукою по земле, — посидим немного, здесь не так жарко. — Я послушался. — В полдень нам нужно быть на северной стороне Королевского дворца. На смене королевского караула. С парадного входа всегда толпа народа, туристы — не пробиться. Я тебя приведу на точку, где караул пойдет прямо на тебя. Для фото лучшего места не найти.

Северная сторона Королевского дворца встретила приятной прохладой. Высокое здание отбрасывало  могучую широкую тень. Анна остановила меня у портика в створе моста Норбро.

— Готовься, — мимо пронеслась полицейская машина. — Караул пройдет вот по этому месту. Можешь сразу установить фокус.

Я навел фотоаппарат, выставил экспозицию. Из-за моста донесся бой барабанов. Вскоре показался караул. Конный караул короля в ярко-синих мундирах с красными погонами и бликующими на солнце шлемами. Два всадника-знаменосца возглавляли шествие, затем двигалось несколько шеренг трубачей, дальше — барабанщики. Спереди и сзади шествие замыкала конная полиция. Караул попал в фокус, я защелкал фотоаппаратом. Когда закончил съемку, долго еще смотрел вслед удаляющимся всадникам. Оглянулся.

— Эй, поднимайся сюда, — Анна махала рукой с террасы портика. — Понравилось?

— Конечно, — я поднялся. — Очень торжественно и красиво. Почему ты все время убегаешь?

— Я учу тебя ориентироваться в Стокгольме, самостоятельно находить нужное направление.

Под нами мост Норбро резал пролив Норстром  и упирался в круглую площадь. За нею старый город.

— О чем ты пишешь свои романы?

— Я не пишу романов… Пишу стихи, рассказы, пьесы.

— О чем они?

— О любви.

— Почему о любви?

— Я прожил уже тридцать пять лет и никакого смысла в нашей жизни не нашел. Кроме одного.

— Любви?

— Да.

— Ты прав. — Анна развернула мою руку ладонью вверх и на нее ладонью вниз положила свою. Тоненькую. Я всмотрелся в вибрирующие ручейки вен под тонкой кожей, почувствовал теплый пульс ее жизни.

— Что это? – на середине кисти, как будто след от ожога, бликовал маленький кружочек.

— Это? Обожгла случайно. Совсем  маленькой любила рисовать при свечах. Однажды в доме не оказалось ни  одной, только огарки.  Я собрала их все и решила отлить новую, свою свечку. Когда форма из промасленной бумаги была готова, я вставила в нее нитку-фитиль и расплавила воск. В момент заливки форма опрокинулась, и капли расплавленного воска полетели в стороны.  Горящая нитка попала на руку. С тех пор я живу с такой меткой.

— И свечка не получилась?

— Получилась, мне удалось вернуть форму на место. Она была толстая и неровная, зато горела долго.

Анна быстро прошлась пальцами по моей руке, изображая маленького человечка. — Ну что, пойдем дальше?

Мы спустились с террасы и оказались на южной стороне Королевского дворца.

— А что в Швеции думают о России? – сам не зная почему, вдруг спросил я.

— О России, — Анна задумалась, — я скажу, что думаю сама… Россия — великая страна, всю свою историю ищущая какую-то неведомую, невидимую правду. Еще в России самая сильная в мире власть. Бросать такое огромное государство то вправо, то влево, затевать революции, реформы и перестройки может только сильная власть… Сегодня жарко, идем вниз — в купеческий квартал, к воде. Ты помнишь, где Северный музей? – спросила Анна уже на набережной.

— Должен быть там, — показал я.

— Но его нет. Это плавающий остров стер его. Теперь сюда.

Девушка потянула меня за руку в проем между двух домов с мансардными  крышами. Улица поднималась вверх настолько узкой и глубокой щелью, что воздух в ней был прохладен. Я поднял голову и обнаружил зеркала-ставни. Играя преломленным светом, зеркальные поверхности разбрасывали по улице цветные блики.

— У меня есть этюд этого места вот с той, верхней точки. Пойдем, покажу тебе еще одну нашу  достопримечательность, — Анна провела меня в тесный двор и остановилась. У нас под ногами на большом бронзовом листе сидел крошечный бронзовый мальчик. — Это самый маленький памятник нашего города. Зимой, когда идет снег и холодно, он — в шерстяной вязаной куртке, рукавицах и шапочке.

— Чтоб не замерз.

— Да. Еще на этот лист бросают монетки, чтоб вернуться сюда еще раз.

Я присел на корточки и положил монетку рядом с маленькой фигуркой. Когда встал, Анна опять исчезла. Я огляделся. Во двор входила, окружая памятник, большая группа туристов. Она-то и открыла мне лазейку между  домами – выход. Пройдя в узком пространстве, я вновь оказался на широкой площади перед Королевским  дворцом. Известная летучая фраза перефразировалась по-новому — «Стокгольм, — город контрастов».

Поискал  глазами  свою спутницу и не нашел. Интуитивно пересек широкое пространство в направлении северо-запад и оказался перед главным входом во дворец. Полукруглая площадь обрамлялась одноэтажными корпусами, в их разрыве по оси дворца с двух сторон навытяжку несли службу гвардейцы караула. Анна стояла рядом с одним из них и махала мне рукой. Я ответил. Подойдя, поприветствовал гвардейца и отозвал девушку.

— Ты опять меня бросила?

— Мне показалось, что ты о чем-то договариваешься с бронзовым мальчиком, и я решила тебе не мешать, к тому же ты сам понял, где я тебя жду.

— Ладно, я не сержусь, куда мы идем дальше?

— Вот так, на запад. Я покажу тебе нашу Ратушу.

— Хорошо. Я правильно понимаю, что, кроме меня, у тебя сегодня нет никаких дел?

— Как нет? Я гуляю с тобой и делаю дела. Ты видел, я разговаривала с тем гвардейцем? Договаривалась об аудиенции у короля.

— Ты общаешься с королем? — я чуть не присел от удивления.

— Да, а что тебя удивляет?

— Послушай, кто ты есть? Ты случайно не принцесса? Помню, как в одном кино, по-моему оно называлось «Римские каникулы», принцесса в незнакомом городе гуляла с журналистом. У нас, правда, все наоборот, но все же, ты не королевских кровей?

— Нет, я не принцесса, — смеется Анна, — хотя иногда мне хочется ею быть.

— Кто же ты? И зачем тебе аудиенция у короля?

— Помнишь, от Северного музея мы видели наш торговый центр — пять коробок из стекла и металла? Они были построены, когда в архитектуре был моден безликий интернациональный стиль. Это мертвое тело в живой ткани города. О возврате к исторической застройке я и беседую с королем. Пойдем дальше.

Мы шли по мосту над железной дорогой. Анна вытянула руку:

— Там наш центральный железнодорожный вокзал. Через Риддархольмен ветка идет в южную Швецию. А это Риддархольмская церковь с королевской усыпальницей. Ее венчает ажурный чугунный шпиль. Под ним, в полумраке церкви гранитные саркофаги с бронзовыми портретами королей,  известных полководцев и знатных особ. Но туда сегодня не пойдем.

Мы спустились к озеру Меларен и присели на ажурную скамейку. На противоположном берегу торжественно возвышается башня Ратуши. С маленькими, едва заметными окошками в виде бойниц, с медной ротондой-звонницей и позолоченным шпилем. Справа  и слева башня композиционно поддерживается кирпичными корпусами под скатной кровлей, так что Ратуша напоминает птицу с распластанными по воде крыльями, вытянувшую шею вверх, к небу.

— Видишь две башенки слева? С ними связана одна легенда. Ратуша построена в начале нашего века. Жена архитектора была мавританкой, и в проекте здания, представленного им на градостроительный совет, имелась одна башенка со шпилем, который завершался восточным полумесяцем. Мы христианская страна и проект не прошел. Тогда архитектор схитрил. Он добавил еще один шпиль с солнечным диском наверху, объясняя всем, что это символы работоспособности городских депутатов, которые трудятся и днем под Солнцем, и ночью при Луне. Такой проект приняли, и мы видим его в натуре.

— Увековечил и себя, и жену.

— Да. Каждый год в Синем зале Ратуши в торжественной обстановке вручают Нобелевские премии. Когда эту премию будут вручать тебе, знай, что тебе придется оставить в Стокгольме кучу денег. За нобелевские номера в гостинице, за банкет, за подарки.

— Ты думаешь, это когда-нибудь случится?

— Конечно, ты ведь писатель. А писателям иногда выдают Нобелевские премии.

— Ты ведь не читала моих книг, может, я плохой писатель.

— Хороший, я знаю. Ты можешь сфотографировать меня на фоне Ратуши. А карточку подаришь после церемонии, — она подбежала к самой воде и изящно развела руки. Я сфотографировал.

После был обед в открытом кафе на берегу Меларена. Затем мы забрались на скалистый Седермальм и осмотрели город с самой высокой смотровой площадки. Затем через Стаден, древнейший остров в центре города, спустились в Нормальм, по пути меняя местами стокгольмские шпили, а ровно в пять оказались на двухъярусной торговой площади Бронк-берг-торг.

— Сейчас начнутся игрища роллеров, — с верхнего уровня, где мы стояли, Анна показала вниз, на группу молодых людей в ярких одеждах, на роликовых коньках, которые на ступенях широкой лестницы готовились к своему действу.

Несколько человек выезжают на площадь, расставляя ярко-оранжевые пластиковые колпачки — препятствия для фигурного катания. Все готово — и действие начинается. Выскакивая по очереди, юноши и девушки перепрыгивают препятствия и плетут невообразимые косички и узоры, демонстрируя высочайшую технику. Наиболее острые, удачные трюки публика встречает криками и одобрительными аплодисментами. Начинается вечерняя и ночная жизнь города.

— До твоего отъезда нам надо еще кое-что успеть, — Анна оторвала меня от зрелища и потянула в узкую пешеходную улицу, украшенную флажками, воздушными шариками, полосатыми лентами и другой яркой праздничной мишурой. — Чтобы ты не потерялся, буду держать тебя за руку.

Мы вклинились в живую, многоязычную и многоголосую толпу. Бродячие музыканты, художники разного профиля, импровизаторы, продавцы сувениров зарабатывали себе на жизнь на глазах неравнодушных прохожих.

— Ты волшебница! – я балдею от впечатлений. — Без тебя я никогда бы не узнал Стокгольм.

— Если бы я была волшебницей, я бы сделала всех людей добрыми. Не было бы войн и смерти.

— А почему есть недобрые люди?

— Потому что они не знают смысла!

— И в чем смысл?

— Смысл? В мысли. Ты не находишь, что эти слова близки по значению? Если человек живет верными мыслями, он живет со смыслом, если нет, — он становится недобрым.

— А ты умеешь распознавать верные мысли?

— Умею, самая верная — первая мысль… дальше все запутано.

Незаметно за разговором мы выходим на большую площадь, окруженную скверами с кафе и открытыми ресторанами. Пространство площади содержит несколько импровизированных сценических площадок, у каждой из которых свои зрители и слушатели. Рок, джаз, регги и другая музыка спорят друг с другом. Мы медленно протискиваемся через людское оживление, по пути вдыхая ароматы блюд и приправ.

— Есть у нас еще время до твоего корабля? — Я кивнул. — Тогда вернемся туда, с чего мы начали.

На набережной Страндвеаген, у своих холстов Анна остановилась:

— Не люблю долгих расставаний. Пока. – Она присела на свой стульчик.

Она не затребовала никакой платы за экскурсию, не вручила визитки с адресом и намеком на продолжение знакомства, не попросила моих координат, чтобы совершить визит по обмену в Санкт-Петербург… Просто присела на свой стульчик, как будто только что с него встала. Мне не оставалось ничего, кроме как  сфотографировать её, поклониться в знак благодарности и расстаться. Что и было сделано. На изгибе набережной я обернулся. Анна  махала мне загорелой рукой. Я ответил и притормозил. Захотелось вернуться и расцеловать это чудо. Девушка взмахом руки твердо остановила мой порыв. Я подчинился.

Вечером в своей каюте, при едва ощутимой вибрации койки я быстро заснул и всю ночь вместе с Анной летал над Стокгольмом, переставляя его шпили с места на место.

Вот такая история. Когда я вернулся в Питер, понял,  что узнать Стокгольм мне помогла его муза. Ведь у каждого города есть муза. Только я до сих пор не понял, почему девушка в толпе туристов выбрала именно меня. Бросила свою живопись и посвятила незнакомому человеку целый день.

Не понял я. Почему так?

 

1998