Андрей РОМАНОВ
Санкт-Петербург
ЛЕНИНГРАДСКАЯ ВАГОНОВОЖАТАЯ
Зажёгся сигнал отправленья,
в вагоне толпится народ.
Как тягостно в эти мгновенья
трамвай тебе двинуть вперёд.
И снова блокадный трамвайчик
ты станешь в пути вспоминать,
где тот необстрелянный мальчик
свиданье назначит опять.
Три кубика в синих петлицах
и глянец хрустящих ремней…
Стираются в памяти лица
ушедших на битву парней.
Но фразы признаний неловких
пророческий смысл обретут:
— Мы встретимся?
Я к остановке
девятого мая приду.
…Победным салютом расцвечен
давно завоёванный май,
и к месту несбыточной встречи
ты снова торопишь трамвай,
и снова считаешь минуты
с тоской на усталом лице
в кольце городского маршрута –
в своём обручальном кольце.
1974
НОЧЬ ПЕРЕД НАСТУПЛЕНИЕМ
Рассказ начальника
сортировочной горки
Сквозь памяти скупые строки
я возвращаюсь иногда
туда,
где в январе жестоком,
в тылу, закованном в снега,
с трудом ворочая лопатой,
борясь с пургой и темнотой,
казался я себе
солдатом,
принявшим первый в жизни бой.
Всю ночь,
ритмично,
шаг за шагом,
мы расчищали полотно…
Прораб к селектору с докладом
не раз спешил,
не чуя ног.
Отцовским взглядом осмотрел он
входные стрелки и пути:
— Да, первый поезд можно смело
на сортировку запустить.
Давай, ребята,
к «башмакам»!
Укажет бригадир места вам…
А скорость надвига состава
была предельно высока.
И не раздумывая: так ли?
Смертельный пересилив страх,
мы под вагоны,
как под танки,
бросались с «башмаком» в руках.
Визжали, тормозя, колёса,
с горба скатившись под уклон,
но шёл опять —
четырехосный,
гружённый техникой
вагон.
Нам нужно было до рассвета
упорством одолеть метель,
ведь заключалась наша цель
в коротком выдохе: «Победа!»
1973
* * *
Был прочный мир подписан под Берлином,
когда пришло последнее письмо.
Ждала к зиме, как в строчках говорил он,
да вот вернуться, видимо, не смог…
И снова тучи атакуют небо,
светло кружится в воздухе снежок, —
и снова, обнадёженная снегом,
та женщина выходит за порог.
Глядит, ладонью заслонясь от ветра,
туда, где тропы белые лежат.
А время с треугольного конверта
стирает его имя не спеша.
Он не вернётся к ней, —
он мир хранит,
одетый вечной славою в гранит.
1973
* * *
Он сойдет с электрички на Мгу
в эту майскую красную дату.
Слыша ровный берёзовый гул,
снова станет тем юным солдатом.
Вспомнит вдруг, как военной весной
здесь колонна на фронт проходила
и девчонка студёной водой
из колодца его напоила.
В синем небе, подобно костру,
гаснет свет заходящего солнца,
и мелькает на влажном ветру
незнакомый платок у колодца.
Папиросный струится дымок…
Он шагнет —
ничего не изменишь:
впереди —
незнакомый платок.
Тридцать лет позади…
Не поверишь!
1973
ВЫПУСКНАЯ БАЛЛАДА
В разгар соловьиного лета
прощальной июньской порой я,
памятью школьной согретый,
приеду на встречу с тобой,
чтоб снова, руками слепыми
коснувшись начала пути,
твое невозвратное имя
на мраморных досках найти.
И вновь
выпускные оркестры
слезу вышибают из глаз,
и школьницы, словно невесты,
волнуясь,
выходят на вальс.
Тебя среди них разглядеть мне
мешает кружение лет.
В твоей половине столетья
клубится фугасный рассвет.
Но снова светло и безгласно,
как в первое утро войны,
солдаты
из нашего класса
до гроба в тебя влюблены.
1974
СТРОЧКИ ИЗ АВТОБИОГРАФИИ
Я рос на угольных отрогах
с послевоенной ребятнёй
там, где Октябрьская дорога
к стране припала колеёй,
где вдоль Обводного канала
в цементно-шлаковой красе
легло под шины самосвала
Глухоозёрское шоссе.
Видны мне были в окна класса
в теченье долгих школьных лет
и паровоз с врождённой астмой,
и вышек маневровых свет.
Блатной жаргон нетрезвой песни
порой врывался в тишину…
Здесь в двадцать лет мне стало тесно
и я шагнул в мою страну.
Соляркой тракторов новейших
я небо Родины коптил,
а вышло так, что сделал меньше,
чем по земле сумел пройти.
И на разъезде том,
где снова
мой поезд ставят под обгон,
где пахнет стружкою сосновой
свежесколоченный перрон,
где лес, былины предков помня,
стоит на страже трёх дорог, —
всю правду высказал в лицо мне
предвестник вихря — ветерок.
И понял я, что, как ни рвись ты,
куда ни кинь свой жадный взор, –
везде — дела,
заботы,
мысли,
Россия, родина,
простор.
1978
ОГЛЯНУТЬСЯ…
Я на улице Курской, в табачном ларьке,
разменял серебро без больших колебаний,
я сюда, словно в детстве, пришёл налегке
и опять закурил у простуженной бани,
где когда-то за кассой,
в субботний прилив,
усмиряла клиентов:
— Мужчины, потише! —
фронтовичка-девчонка,
глаза-чернослив, —
голубая мечта довоенных мальчишек.
Эти мальчики спят у соседних высот.
С тех высот астрономы штурмуют пространство.
И от звёзд жестяных
до созвездья Весов
вечный факел доносит своё постоянство.
А сегодня под питерским нашим дождём
мне со смены навстречу спешит одноклассник,
он меня узнаёт…
Мы с ним дождь переждём,
оставаясь у Лиговки нашей во власти.
— Посмотри-ка, Андрюха,
вдоль стриженых крон —
тех, что мы на уроках природы растили,
Нынче ходит троллейбус в бетонный район.
Мы в погоне за ним нашу юность забыли.
Грусть его проступает сквозь злые слова,
дескать, время уходит, —
хоть броситься под мост!
— Что ж с того,
что седеет твоя голова?
Мы вступили в прекрасный серебряный возраст!
Мы помножили в жизни на ярость машин
мастерство наших рук
и надёжность конструкций.
Посмотри:
мы ещё не дошли до вершин,
но и с этих высот есть на что оглянуться!
1977
Публикуется по книге стихов и поэм «Свет сотворения мира» (СПб, 2014)
