Владимир СОКОЛОВ

Барнаул

.

Мой читательский CURRICULUM VITAE

1) 1930-1950 гг

Книг выпускали мало. Да и хранить их было негде в коммунальных квартирах коммунальной страны. Небольшие тиражи расходились по библиотекам и московским квартирам. И всем хватало. Кому надо. Зато процветали общественные библиотеки, вполне удовлетворявшие нехитрый и необильный читательский спрос. Мама отвела меня в библиотеку Меланжевого комбината в соседнем доме в возрасте 7 лет, и все, что мне хотелось брать, там находилось.

В младших классах, да и позже особенно мне запал на сердце Незнайка. Такой милый, веселый, несуразный коротышка. То учился играть на трубе, чтобы громче было, то сочинять стихи

У Авоськи под подушкой
Лежит сладкая ватрушка

то водить автомобиль: «Что сложного: верти рулем, да жми на педали, я же видел, как водится автомобиль». И вечно попадал в глупые положения.

А что читали мои сверстники? На почве интереса к чтению я близко сошелся со своим одноклассником. Он увлек меня «93 годом» в интерес к историческим романам. Но больше он западал на фантастику: имена Роя Брэдбери, Р. Шекли и Айзека Азимова были на слуху, Не ушел тогда еще судя по потрепанным библиотечным книгам окончательно в прошлое, хотя и сильно сдал и Беляев. Но в эту сторону приятель меня не утянул. Остальные же ровесники, похоже, ничего не читали, и мы с другом были как белые вороны на черном снегу. Хотя школа наша располагалась в центре города, считалась хорошей, и у нас училось много детей начальников и интеллигентных родителей. (Правда, особой разницы, нужно отдать справедливость тогдашним временам, между нами пацанами не было. Моими хорошими приятелями были как любитель чтения, росший в многодетной семье слесаря-сантехника, так и сын третьего секретаря горкома).

Больше, чем книги, духовный наш мир заполняло кино.

2) 1960-е гг, страну, и не только Москву, но и провинцию, наводнили книжный поток. Стали выпускать массовыми тиражами СС, удовлетворяя ничем не ограниченный, кроме неграмотности населения, спрос на классиков. Вовсю заработали центральные издания. Да и благодаря хрущевской политике люди массово заоставляли коммуналки и запереселялись в собственные квартиры. Где как грибы повырастали частные библиотеки. Редкая была семья, где бы под стеклами книжных шкафов не отражали блеск заходящего солнца пара-тройка сотен книг. Благодаря чему я до сих пор наслаждаюсь своим любимым Марк Твеном.

Марк Твен, конечно, был остроумен. Но остроумных писателей много, а вот обладающих неистребимым чувством юмора, причем в любой ситуации — кот наплакал. В таких писателях, как Марк Твен, покоряет даже не сам юмор, а бьющая через край жизнерадостность, в любой ситуации по любому предмету и поводу. «Зубоскал», как характеризовала не понимавшая нашей привязанности к нему мама. Описывает писатель, скажем, Италию: море голубое, горы зеленые, а небеса бирюзовые («понятия не имею, что такое ‘бирюзовые’, но думаю слово употребил правильно»). Рассказывает об изобретателе, который обещал добыть из угля 100 процентов пара. Каждую неделю, пишет писатель, я давал ему 34 доллара. И каждую субботу он приходил с отчетом. И пахло от него на все 35 долларов. Где он брал этот недостающий доллар, для меня до сих пор остается загадкой. Тому Сойеру подарили «всамделишный нож фирмы Барлоу». Откуда мальчишки Запада взяли, пожимает плечами писатель, что кому-то придет в голову идея, подделывать дрянные за 35 центов ножи фирмы Барлоу и от этой подделки они будут еще хуже, остается великой загадкой.

Вспоминая, что тогда читалось вообще, я невольно ограничиваюсь своим кругом общения. А мой круг общения в 1960-е это студенческая среда. По-прежнему кино превалировало. Другим удовлетворителем художественных запросов была поэзия в виде бардовской песни и особенно Высоцкого. Современная советская молодая поэзия оставалась, чтобы не писали сейчас в мемуарах, вне зоны нашего внимания. Полные стадионы на поэтических концертах — это байка, возможно, и имевшая какое-то подобие правды для Москвы, но не для провинции.

И все же мои ровесники почти все читали. Спорадически, выборочно, но читали. И читали классику. Каких-то всеобщих кумиров не было: у каждого были свои предпочтения. Можно только сказать, что больше были в ходу зарубежные классики — Золя, Мопассан, Драйзер — и больше романы. Из отечественных, пожалуй, все читали только Остапа Бендера.

3) 1970-е как черт из табакерки вынырнул дефицит. При том, что книг выпускалось гораздо больше. чем читалось. И их все равно жутко не хватало. Библиотеки тоже как-то разом опустели. Из абонементов исчезло все, что читалось, и осталось то, что ни при какой погоде не читалось: монографии, в которых авторы думали не о читателях, а о своих степенях и публикациях, массово-политическая литература, школьные авторы (Пушкин, Лермонтов, Тургенев), но исключительно в рамках школьной программы и т. п.

Людей со знанием языков выручала иностранная литература, особенно на немецком. Ну и параллельный импорт из союзных республик, где классики на русском языке читай-не хочу и которых потому никто не читал. Тогда я усиленно ввязался в изучение немецкого и читаю на нем до сих пор. А началось для меня все с шахмат, в которые в стране Советов играли все вокруг. Я тоже играл, и неплохо, но многие знакомые и получше меня, а уж мне больно хотелось выигрывать. Ничего лучшего придумать, чтобы поднатореть здесь, как познакомиться с шахматной литературой я не мог. А та была страшным дефицитом. Одна книга с разбором партий или учебник стоила на толчке как минимум 50 руб, при средней зарплате инженера в 120 (нач 1970-х)

А на немецком языке, изданные в ГДР, книги валялись по магазинам даже у нас на Алтае за 1-1,5 рубля, и никто их не брал. Пришлось налечь на немецкий. Потом прочитал много книг, которые в СССР были либо под запретом, либо просто не издавались. При этом свободно глазели с полок книжных магазинах иностранной литературы. Даже у нас на Алтае был такой, а в довесок к нему еще и отдел в букинистическом. Да такой, что от одних названий глаза разбегались: Кафка, Пруст, Библия, Коран, Лютер, Казанова. Вот такой несусветский, но советский парадокс.

В 1970-е я учился в Литинституте, да и по работе поколесил по стране. Так что мой кругозор расширился. И если Алтай и остальная Россия мало чем отличались особенным, то Москва была совершенно другим миром. У нас по-прежнему в ходу были исторические романы и фантастика. Но гораздо больше читалось периодики: «Наука и жизнь», «Техника и жизнь», «Вокруг света», «Знание сила», «Техника молодежи». Последний читался, как молодыми, так и не очень. Особую популярность журналу придавало обсуждение загадок истории: ну там тайна Атлантиды, исчезнувшие цивилизации, утраченные технические секреты — и загадки Вселенной, особенно есть ли разумная жизнь еще где кроме Земли.

А вот Москва жила другим. Интеллигенция раскололась на два лагеря. Одни запали на т. н. «деревенскую» прозу, которая никоим образом не касалась до жизни села с его реальными проблемами, а видела какую-то исконную, посконную, истинно народную Русь. С ее духовными идеалами, чистотой нравов, короче Русь бабушек с ясными глазами. Шукшин, Е. Носов, Белов, чуть позднее Астафьев с Распутиным правили здесь бал. Другая половина, попродвинутее глядела на Запад. Их идеалами были хемингуэевские мэны, высоколобые интеллектуалы Т. Манн и Гессе, буржуазные отрицальщики Камю и Сартр. Эти лагеря даже не противостояли друг другу: каждый из них жил в своем замкнутом миру.

Ну а среди московских интеллигентов старшего поколения процветали в лучах одобрения Трифонов, Г. Семенов, Рыбаков, чуть позже Маканин. Сегодня к ним причисляют и Битова, который тогда особой популярностью не блистал.

4) Период 1980-х гг распадается на два полупериода: до 1985 г и после.

Первый полупериод мне пришлось слишком много работать на хлеб насущный и особенно читать было некогда, тем более что работая в патентом бюро и издательстве мне и так по службе приходилось читать до колик в глазах. Поэтому я взялся за вдумчивое необильное чтение, и много лет подряд мусолил до дыр «Критику чистого разума» и «Капитал». И врезались они в меня по самые печенки.

Кант своими «Разум предписывает законы природе», «Человек знает о себе не то, каков он есть, а каким он является себе», «Ты должен вести себя так, чтобы твое поведение могла быть всеобщим законом…» подвел под мой атеизм философский фундамент. Мы все в СССР были атеистами, но какими? Бога нет, потому что священник соседней церкви пьяница. Не то Кант.

«– Есть бог или нет? — со свирепою настойчивостью крикнул Иван [черту]…

— Голубчик мой, ей-богу, не знаю, вот великое слово сказал…

— Не знаешь, а бога видишь…

— Je pense donc je suis, это я знаю наверно, остальное же всё, что кругом меня, все эти миры, бог и даже сам сатана — всё это для меня не доказано, существует ли оно само по себе или есть только одна моя эманация, последовательное развитие моего я, существующего довременно и единолично».

Маркс убедил меня в неизбежности гибели капитализма и т. н. рынка. Капиталистическое производство, доказал мне Маркс, может быть только расширенным. Капиталист, став богатым может не стремиться стать еще богаче. И это не его прихоть, не неистребимая жадность человеческой натуры. Если производство не расширяется, оно обязательно стагнирует — это экономический закон. Но сколько ты не расширяй рынок, сколько ни охватывай новые области, раскидывая щупальца по все новым странам и континентам, рано или поздно упрешься в стену, когда дальше расширять уже некуда. Что мы и наблюдаем сейчас.

Привитая Марксом вакцина оказалось столь стойкой, что рыночная вакханалия, которой мы заразились чуть позже, не оказала на меня никакого действия.

А во второй половине 1980-х появилось то, что раньше было под запретом или выпускалось в недостаточном количестве. Но, мое, как и у нас всех, внимание переключилось на газеты и журналы, в которых злобствовала публицистика. Читалось и смотрелось по телевизору много, но все это промелькнуло как пустой сон, и ничего не оставило в душе. Но не в памяти. Особенно помнятся те пророчества, которые сбылись. Помню как Собчак и Явлинский вопили в ответ на «Берите суверенитета, сколько хотите» свое «что вы делаете, суки? Разводиться нужно цивилизованно, выяснить, кто с чем и при каких обстоятельствах входил в России и в СССР, и размежеваться по уму». Куда там. Одни вопили: не дадим развалить Союз, другие демонстрировали не сдерживаемый никаким разумом парад суверенитетов.

И хотя я тогда уцепил и Августина, и Экклезиаст, и Джойса с Кафкой и Прустом на пару, но до читать их глаза не доходили.

Многообразие интересов и течений не дает выделить основные фигуры того сумбура. Мужчины в провинции ударились в экономику. Статьи Лациса, Валового, Бергмана читались и обсуждались влет. Женщины больше налегали на религию. В нашей сугубо атеистической стране ко всеобщему удивлению вдруг оказалось немерено православных. Ни и черная магия, гадания были у нестойкой части населения в ходу

5) 1990-е означились массовым выпуском книг на все вкусы, правда в ужасном полиграфическом оформлении и с еще более ужасной издательской подготовкой: ни тебе комментариев, ни предисловий-послесловий. Но вскоре уже начался сброс старых книг, когда за бесценок можно было обогатиться всеми теми сокровищами, которые выработала мировая мысль. Библиотеки и магазины просто выбрасывали редчайшие по советским временам издания прямо на помойки.

Да и Интернет открыл доступы к архивам и редким изданиям.

С помоек я затащил в свой дом как новенького не разу нечитанного, и даже иногда с неразрезанными после типографии страницами, 25-титомного М. Горького, а из Интернета скачал латинские тексты, которые сам же сам же снабдил и русским переводом. Тоже взятым из Интернета.

Мое чтение переключилось на собрания сочинений. Стриндберг научил читать меня, все что написано одним автором, включая письма и счета за отопление. И ты постепенно шаг за шагом начинаешь не просто восхищаться автором, но понимать его и невольно подпадаешь под его влияние. И видишь то, что ускользает или не бросается в глаза даже при внимательном чтении разрозненных вещей. Вальтерскоттовы романы так и захватывают стремительностью сюжета, мельтешением колоритных фигур. Тут тебе и могущественные повелители, и красивые дамы, и благородные рыцари. Вот Айвенго и молодой рыцарь на турнире на полном скаку несутся навстречу друг другу. Однако плохо объезженный конь под молодым шарахается в сторону. Но Айвенго не только не спешит воспользоваться внезапным преимуществом, но, подняв копье, проезжает мимо, после чего предлагает сразиться заново. Противник отказывается, сказав, что он уже побеждён благородством Айвенго.

И только, переходя от роману к роману, даже не замечаешь, а невольно ощущаешь основную подспудную тему их всех: крушение рыцарства и победа прагматизма и расчета.

Телевизор в те годы серьезно подорвал читающую публику. Разве лишь газеты кое-как улавливали ее. Да и времена были такие, что читать особенно было некогда. Я с 1991 по 1996 не прочитал ни одной книги, работая не только в субботу, но частенько прихватывая и воскресенье.

6) 2010-е — годы и далее. Лафа кончилась, новые книги перестали выпускаться, а старые в свободном доступе иссякли. У нас на Алтае позакрывали все книжные магазины, в том числе и усладу моей души, букинистический. Библиотеки наполнились фэнтезийной, дамскороманной и детективной белибердой. Интернет показал любителям чтения фигу — не фиг быть образованным на халяву. Хочешь быть умным — плати.

Читал только то, что осталось от старых времен. А учитывая подступившую старость больше слушал классику в аудиоисполнении. Открыл, насколько привлекательнее поэзия и драматургия на слух, и насколько не слухабельные романы и даже рассказы с повестями. Об эссе уж и молчу. И еще пристрастился к афоризмам: времени отнимают немного, но позволяют много думать, сопоставляя свой опыт с чужим. Понял, что афоризм — это не витиеватость мысли, а ее точность. Которая невозможна вне контекста. Поэтому не стоит хвататься за всю эту попсовую пошлятину, предлагаемую всякими сборниками мудрых мыслей в книгах, журналах и сети.

Стоит читать отобранные или даже собранные одним автором мысли. В постоянном общении ты и познаешь их мудрость. Козьма Прутков, афоризм N 8 «Усердие все превозмогает; афоризм» N 30 «Бывает, что усердие превозмогает и рассудок». (На самом деле первая формулировка афоризма встречается на протяжении книги несколько раз, и только в конце вторая).

Читатели же, похоже, в стране окончательно повывелись. Если и сохранились какие-то духовные запросы, то их заменили телевизор и компьютер. Общество разатомизировалось, и какие-то общие духовные направления полностью исчезли.

Допустим, есть у меня знакомый врач-рентгенолог. Работает он за городом. Каждый день туда  и обратно 2 часа на служебном автобусе. Чтобы не терять времени даром, он слушает аудиофайлы, по большей части классику.

Много любителей фэнтэзи и детективов. Их излюбленный жанр политические детективы из современной жизни. Оказывается, есть компьютерные программы, которые озвучивают подобную литературу. Голоса то ли людей, то ли роботов металлические, но им нравится. Так, другой мой ззнакомый работает инженером-проектировщиком и слушает по вечерам за расчетами. Что он слышит при этом и что рассчитывает, для меня остается загадкой. Но так сейчас поглощают духовную пищу многие. У меня жена целыми вечерами готовит учебную документации и при этом смотрит фильмы. Фильмы исключительно «культовые» либо детективы о чисто английских убийствах. А еще другой… и т. д.

Резюме:

Книги сопровождали меня всю жизнь, и мои пристрастия к тем или иным из них менялись. Как менялось и отношение к отдельным авторам и произведениям. В молодости и старости одни и те же книги видишь по-разному

1) Такой милый и очаровательный Незнайка вдруг оказывается отвратительным типом. Никого ни пожалел, никому не помог. И либо делал подлости, либо глупости. Врал про воздушный шар, приписывая себе чужие заслуги. Но это еще полбеды. Хаманит отсутствующего товарища, называя Знайку трусливым и глупеньким. А когда Ворчун пытается заступиться за того, сразу ставит его на место: «Ты что, снова в больницу захотел? Смотри, а то я мигом тебя туда отправлю». Да и мир малышей и малышек это идеализированная наша советская действительность, многие черты которой автор невольно отражает. Медуница, такой принципиальный и заботливый доктор — целую ночь не смыкала глаз у заболевшего Пульки — держит насильно в своей больнице здоровых малышей, ибо малышам нельзя давать свободу: они де обязательно будут хулиганить.

2) Марк Твен моралист до мозга костей. Отсюда его сарказм и обличительный пафос. Но отсюда же и вера, что в человеке есть здоровое нравственное чувство, и оно может победить, несмотря на настойчиво вбиваемые обществом предрассудки. Всю повесть Гек Финн кается, что он помогает скрываться беглому рабу. Когда красивая девушка Джейн, которой он помог избавиться от двух мошенников, говорит, что будет всю дорогу молиться за него, Гек саркастически ухмыляется про себя: знала бы де она за кого собирается молиться, выбрала бы себе задачу полегче. «На а я бы молился за эту девушку день и ночь, если бы от молитвы такого, как я, мог быть хоть какой-нибудь толк». Вот до чего Гек был пропитан предрассудками. И когда Джима поймали, он стал нарочно вспоминать про него все только самое плохое. Да вот только ничего у него не получалось. И глубоко вздохнув, Гек пошел выручать своего товарища: «Похоже, я совсем пропащий и гореть мне в аду».

3) Иностранный язык помогает освободиться от власти слов, когда один и тот же текст читаешь на русском и иностранном языках. Одновременно ты видишь красоту иностранных языков, понимая, что русский еще не весь свет в окошке. И вместе с тем гордишься, что и русский, особенно Пушкина и Чехова на пару с Тургеневым, чего-то стоит. «Мы любим Пушкина за то, что мы узнает красивый русский язык, а не тот, к которому мы привыкли на базаре» (Налбадян). И вгрызаясь в иностранный, ты больше ценишь красоту родного.

4) Кант — это все тот же немец: очень умный, пунктуальный, высоконравственный. И океан мысли. Я не знаю другого философа, который бы сумел объяснить все. Куда ни кинь свой умственный взор, пытаясь докопаться до основ, всюду натыкаешься на Канта. «Но его знания не фосфоресцирует». Так, Я Канта, это всего лишь представление, которое помогает собрать в одну кучу различные впечатления. Но ведь

Только для живых ведь благословенны
Рощи, потоки, степи и зеленя.
Слушай, плевать мне на всю вселенную,
Если завтра здесь не будет меня!
Я хочу жить, жить, жить,
Жить до страха и боли!
Хоть карманником, хоть золоторотцем,
Лишь бы видеть, как мыши от радости прыгают в поле,
Лишь бы слышать, как лягушки от восторга поют в колодце.
Яблоневым цветом брызжется душа моя белая,

Маркс прекрасно объяснил природу капитализма. Но ведь человечество не началось с капитализма, и с его гибелью не закончится. И что такое человек? Глупое, ленивое, жадное существо или все же..? И законы никакой объективной реальности мне этого не объяснят.

5) Вальтер Скотт, оказывается, смотрит на жизнь без розовых очков. Все-то он видит, все замечает: глупость, обман, жестокость, подлость. Но показывая низменные стороны жизни, не концентрирует на них внимания, отчего его повествование не отталкивает. Вот под водительством Карла Смелого рыцари Бургундии и Франции бросились как на затравленного волка на веселую охоту против Вепря Арденнского. Тот же, используя несогласованность в их рядах, внес в их действия полный хаос. И лишь оставшийся в арьергарде маршал д’Эмберкур с трудом сумел навести порядок и привести дело к победе.

И какую он получил награду? Разгоряченные рыцари с герцогом во главе давай состязаться, кто лучше обсмеет не бросившегося сломя голову, как они, в битву военачальника. Тот начал огрызаться, и лишь герцогский шут, сумел погасить эту ненужную распрю. Не могу не отметить еще один штрих, показывающий зоркий взгляд писателя. Французский король был занят при дворе герцога переманиваем его толковых придворных. Кого брал лестью, кого подкупом. И вот, когда все смеялись над д’Эмберкуром, он тихо подошел к нему и, сказав вполголоса: «Я оценил ваши действия. Не будь вас, мы бы потерпели поражение», и тут же отошел.

.

Об авторе: 

Соколов Владимир Дмитриевич.

Творческий стаж: 40 лет с длительными перерывами.

Публикации в сети Интернет:

http://sokolwlad.narod.ru/, http://samlib.ru/s/sokolow_w_d/ и ряд других сайтов.

Публикации в печатных изданиях:

Многочисленные публикации в местной печати - «Барнаул», «Алтай»,
«Свободный курс», «За науку» и др. 
В интернет-издании «Ликбез» часть материалов – в осн. до 2009 г.

Публиковался в журналах «Новое поколение» (выходил в
Кишиневе) и "Дальнем Востоке". 
Автор многочисленных публикаций в других изданиях.

Краткая автобиографическая справка

Окончил: Алтайский политехнический институт в 1972 и в 1980 –-
Литературный институт им. М. Горького.

Работал: 1972–1985 – завод, НИИ – мастер, снабженец, патентовед.

1985–1991 – редактор краевого книжного издательства

1991–2012 – Алтайский госуниверситет, редактор сначала книжного издательства,
потом сайта университета.