Александр БАЛТИН
Москва
К 145-ЛЕТИЮ М. ВОЛОШИНА
1
Кредо истинного благородства: «В уединенье выплавить свой дух…»
Сложно сказать, являлась ли эта строка подлинным кредо Максимилиана Волошина, но то, что она существует, вписана в поля русской поэзии свидетельствует о жреческом предназначении поэзии оной.
Лабиринты Волошина пространны, в них легко дышится, и тайна мира, его космоса раскрывается великими формами и формулами созвучий:
Серый шифер. Белый тополь.
Пламенеющий залив.
В серебристой мгле олив
Усеченный холм — Акрополь.
Ряд рассеченных ступеней,
Портик тяжких Пропилей,
И за грудами камений
В сетке легких синих теней
Искры мраморных аллей.
Помимо всего прочего дело красоты возвышать дух людей, настраивать души на такой лад, когда кропотливая мелочь повседневной рутины остаётся далеко внизу, и Волошин, созидая сад стихов, демонстрировал это с блеском.
Греция и Рим, европейская культура, каменный пламень готики, русская история световыми потоками проницали его стихи, каждый раз несколько иначе раскрывая свою реальность.
Простота и необыкновенность любви земной предстаёт в совершенной огранке, как ювелирное изделие:
Как Млечный Путь, любовь твоя
Во мне мерцает влагой звездной,
В зеркальных снах над водной бездной
Алмазность пытки затая.
Словно звёздный каталог раскидываются перед нами стихи Волошина, и, войдя вслед за ним в Руанский собор, можно ощутить и материально-духовных подвиг строителей, и молитвенные усилия многих, ушедших в неизвестность поколений.
Волошин-мистик.
Волошин-жрец.
Волошин земной и крепкий, исходивший тысячи дорог, несущий в себе огонь такой человечности, какая лучше всего выражена строками:
А я стою один меж них
В ревущем пламени и дыме
И всеми силами своими
Молюсь за тех и за других.
Подлинность стиха, как откровение молитвы, и капсула формы, не допускающая расхлябанности, не позволит никого обмануть.
Поэтические перламутры Волошина сверкают и матово мерцают, испуская силу, для измерения которой не изобретено ещё приборов, и сила эта противоречит банальному дыханию смерти.
2
Прохождение единой сквозной мысли через сумму стихотворений «Пути России» подвергнуто вибрациям от соприкосновения с бездной времени.
Но все стихи этого цикла брызжут разнообразием цвета: точно Волошин-живописец определяет здесь тугую поэтическую струну…
…рвутся гроздья рябины, и торжествующая драгоценная ноша золотого и лилового заката опускается ниже и ниже, роняя серые и оливковые тени; полыхает зелень, и реки, синея и отливая серебром, утекают прямо в страну небес.
«Стенькин суд» столь же неистов, сколь сулит откровение поднимающийся из мистических вод Китеж.
Китеж – глобальный терем русской всеобщности.
Китеж – вечно живая надежда в безнадёжно рушащемся мире.
Из живых языков огня лепившиеся стихи, сходящиеся в грандиозный свод русской трагедии и величия.
(Интересно вообразить бушующий волошинский стих, живописующий последующие события с мощным русским в них участием).
И разверзался всей силой Аввакум, вмещённый в поэму! Нет, выхлёстывающий, рвущийся из неё, до рождения видевший солнце, разверстое, как кладезь…
Хляби, пепел, беды адовы…
Но «Пути России» вздымаются в небеса мистическим столпом, столпник которого – само солнце.
3
У него был огромный размах – великолепная тематическая амплитуда: от «Кастаньет» до «Святой Руси» — с извечной мерой мастерства, никогда не нарушаемой: Волошин гранил стихи ювелирно, насыщая их таинственными волнами субстанции поэзии: которую чувствовал сердцем сердца.
…он врывался в недра ветхозаветной тематики, открывая там новые яруса поэзии, новые её этажи и рубежи:
Восставшему в гордыне дерзновенной,
Лишенному владений и сынов,
Простертому на стогнах городов
На гноище поруганной вселенной, —
Мне — Иову — сказал Господь:
«Смотри:
Вот царь зверей — всех тварей завершенье,
Левиафан!
Тебе разверзну зренье,
Чтоб видел ты как вне, так и внутри
Частей его согласное строенье
И славил правду мудрости моей.
При шаровой мощи стиха в Волошине не было и толики богоборства: он очевидно воспринимал мир производной божественной любви: и воспевал, воспевал предложенное: сколь бы тяжела ни была история, как бы ни вели себя люди…
…юмор Волошина неожиданными искрами срывается с его грандиозного костра: и юмор лёгок и светел:
Из Крокодилы с Дейшей
Не Дейша ль будет злейшей?
Чуть что не так —
Проглотит натощак…
У Дейши руки цепки,
У Дейши зубы крепки.
Не взять нам в толк:
Ты бабушка иль волк?
Виртуозная словесная работа сохраняется и тут; хотя главное в поэтическом своде Волошина: именно верхняя амплитуда: будь то «Руанский собор», вспыхивающий магическими огнями внутренней алхимии, или огромные небесные волны слов, которыми живописует он, исследуя, русскую историю…
Александр Балтин
