Николай КУКОВЕРОВ — ТУМАННОСТЬ АНДРОМЕДЫ

Николай  КУКОВЕРОВ

Санкт-Петербург

 

Т У М А Н Н О С Т Ь   А Н Д Р О М Е Д Ы

Венок сонетов

 

Осипу Мандельштаму посвящаю                                 

 

1

Всю жизнь искал сиреневую даль,

Мечтал когда-то покорить Варшаву,

Но покорил Великую державу

И наяву открыл себе Версаль.

 

Вернусь сюда потом, а вдруг?, едва ль,

Что б поклониться родине – Рассее,

Моя душа, созвучная Психее

Воспрянула в пределах Эсмеральд.

 

Сегодня я, друзья, сильнее Льва,

Блажен достать из музыки слова,

Подснежником без снега прорастаю.

 

Вот кто-то копошиться там в углу,

Клянёт меня и воспевает мглу,

Чу! Крик в пустыне жёлтой – замерзаю.

 

2

Чу! Крик в пустыне жёлтой – замерзаю!

Мне холодно, морозами больна

Медузой манит чёрная волна,

Когда над грешным миром зависаю.

 

Как огонёк полночный полыхаю,

Мой город – красота со всех сторон,

И выплывают ростры из колонн,

Созвучные последнему трамваю.

 

Вот башня — для поэтов отчий дом

И невская вода сокрыта льдом,

Живу, как все, и городу внимаю.

 

Когда-то здесь творил писатель Грин,

Где грозных вод поёт ультрамарин

Не плачу, не жалею, не терзаю.

 

3

Не плачу, не жалею, не терзаю,

Мы смерти ждём от сказочных волков,

Но самый страшный век из всех веков,

В котором я до срока угасаю.

 

Душа ютиться в терниях больная,

Моя земля до боли мне мила,

Её любил, пока не скрыла мгла,

Из недр земных глаголы вырубая.

 

Явил стихи из музыки и тембра

Как жаль, друзья, что я увы не Рембрандт,

За мартом не последует февраль.

 

Вот чёрный волк, мелькнул по наши души,

Но не боюсь ни холода, ни стужи,

В стихах живу, прозрачный, как хрусталь.

 

4

В стихах живу, прозрачный, как хрусталь,

Я не был ни Верленом, ни Вийоном,

И не был псом послушным в мире оном,

Не собирал в полях чужих миндаль.

 

Мне в словаре явился нынче Даль,

Сказав, что все слова его не новы,

Приснился мне намедни лист кленовый,

Чтобы сюда вернуться нох айн маль.

 

Определён на ссылку город Чердынь,

Вождями, как начало круговерти,

Сиди, не пререкайся, не скандаль.

 

Меня уж нет, простите, Бога ради,

Я всё сказал в Воронежской тетради –

Блажен поэт стихами плавить сталь.

 

5

Блажен поэт стихами плавить сталь.

Окинув горизонт надменным взором,

Добычу предвкушая, черный ворон,

Пророчит мне разлуку и печаль.

 

Сибирская открыта магистраль,

Не принесут печальные весталки

На берег тот ни розы, ни фиалки,

Ни то, что в жизни ценится, а жаль.

 

Слеза в очах застыла, как слюда,

Но вот душа, как прежде, молода,

Поёт под сенью грозного потока.

 

Здесь правит бал, презрев каноны, тать,

И бесполезно к милости взывать,

Когда на плаху завела дорога.

 

6

Когда на плаху завела дорога,

Здесь Север дикий, нет ни слуг, ни благ,

И утренней Звезды Архипелаг

Возвысился в пустыне злого рока.

 

Зима к инакомыслию жестока,

Здесь всё едино, прав ты иль не прав,

И лучшая из лучших переправ –

Всегда в пути Харонова пирога.

 

Здесь что-то шепчет Церберу Аид,

И где-то Антигона крепко спит,

На миг остановившись у истока.

 

Сюда невинный гнали люд толпой,

Здесь пантеон для ласточки слепой –

Транзитная печать Владивостока.

 

7

Транзитная печать Владивостока,

Я список кораблей прочёл на треть,

Его не удлинить и не стереть

И не укоротить его до срока.

 

Пусть мне не будет вечно одиноко,

Живу, люблю, пока со мной жена.

Когда жена не мной увлечена,

Пою страну берёзового сока.

 

Такая вот – доступна и закрыта,

Моя жена – воистину Киприда,

Лазурно — однобокая мораль.

 

Но лучше умереть в снегах от тифа,

Чем верить, что спасёт кольчуга скифа,

Как дамы гуттаперчевой вуаль.

 

8

Как дамы гуттаперчевой вуаль,

Но если что, я возражать не смею,

Тому, кто воспевал в стихах Лигейю,

Мне всё одно – Годива ли, кума ль.

 

Мой новый дом – отель Континенталь,

Моя Любовь последняя – Миньона,

Достойная сонета – медальона,

Но грёзы прочь, сбивает с ног мистраль.

 

Блажен, из дальних странствий возвратясь,

Слагать стихи в причудливую вязь,

Живу в стихах, и в радости и в горе.

 

Любовью не законченной согрет,

Не канет в Лету мой предсмертный бред,

Уйду, оставив вам Моменто Мори.

 

9

Уйду, оставив вам Моменто Мори,

В миры, где нет ни боли, ни утрат

И каждый встречный – друг тебе и брат,

Рассказчик фантастических теорий.

 

Одна верна из тысячи историй,

Остались там цугундер и затвор,

Охранники, колючка и забор,

И лай собак в тюремном коридоре.

 

Но в прошлом всё, ликует царство фей,

За Эвридикой следует Орфей,

С кифарой – пить лазоревые зори.

 

Кондуктор всемогущий в царстве Ор

Откроет вам небесный семафор

В неведомый Психеи санаторий.

 

10

В неведомый Психеи санаторий,

Здесь благодать в печали и уют,

И величавый Пан найдёт приют

И путники избавлены от хвори.

 

Копьём пугает змей святой Егорий,

Античный мир героев — Колизей,

Воистину неведомый музей

Открытый в галерее аллегорий.

 

В полях тюльпанов затерялся Кафка,

Здесь благодатью зеленеет травка,

Причалила Харонова ладья.

 

Здесь можно встретить Тютчева и Мея,

Здесь каждый обретёт покой Морфея

Под пологом весеннего дождя.

 

11

Под пологом весеннего дождя,

Назло судьбе ловлю себя на слове,

Перед людьми и Богом невиновен,

Воистину я сам себе судья.

 

Здесь тишина, как выстрел из ружья,

В краях, где нет ни праздников, ни буден,

Здесь гений обречённый неподсуден

И не придут к заутрене друзья.

 

Причудился Столыпинский вагон,

Обласканному взорами Горгон,

Здесь мой причал, где петь чужие песни.

 

Желанная свобода в жизни сей,

За Андромедой следует Персей,

Воистину, я сам себе предвестник.

 

12

Воистину, я сам себе предвестник,

Парил орлом, пока не грянул гром

На небосводе бледно-голубом,

Когда исчез в пучине буревестник.

 

Друзья, я века грозного ровесник,

Но жизнь моя замёрзла на кривой,

Вокруг зима, мороз да волчий вой,

Покуда правит бал больной наместник.

 

Вот истина, в которой жив поэт,

Когда во тьме рождает яркий свет

Девятая ступень Небесных лестниц.

 

Позвольте достоверно заявить,

Уставшему у волка волком выть –

Меня сведут не холод и болезни.

 

13

Меня сведут не холод и болезни,

Душа болит от хвори ледяной,

Когда идёт под вечною Луной

Колодников отряд из Красной Пресни.

 

Не ангел, не факир и не кудесник,

И мне не повернуть дорогу вспять,

И каждую землицы нашей пядь

Не исключить из памяти, хоть тресни.

 

Вечор слыхал от Дафниса и Хлои —

Раскачивал державные устои,

И навсегда закрыт за стражей я.

 

Багровый паровоз считает шпалы,

Меня сметёт не ветер шестипалый,

А тихий глас надменного вождя.

 

14

А тихий глас надменного вождя,

Помилуй Бог трактаты от предтечи,

Пора ли нам добраться до картечи,

Теперь меня рассудит Судия.

 

Взвалил на плечи думы ваши я,

Сильнее пуль, друзья поэта слово,

Оно верно, как яркая обнова,

Сошедшая в холодные края.

 

Власть полоснула бритвой брадобрея,

Укоротив мятежного Матфея,

За то, что пел лазурную эмаль.

 

Не буду воду пить из речки Леты,

Чтобы узреть Туманность Андромеды,

Всю жизнь искал сиреневую даль!

 

 

М А Г И С Т Р А Л

 

Всю жизнь искал сиреневую даль!

Чу! Крик в пустыне жёлтой – замерзаю,

Не плачу, не жалею, не терзаю,

В стихах живу, прозрачный, как хрусталь.

 

Блажен поэт стихами плавить сталь,

Когда на плаху завела дорога,

Транзитная печать Владивостока,

Как дамы гуттаперчевой вуаль.

 

Уйду, оставив вам Моменто Мори,

В неведомый Психеи санаторий

Под пологом весеннего дождя.

 

Воистину, я сам себе предвестник,

Меня сведут не холод и болезни,

А тихий глас надменного вождя.

 

 

30.08.16 – 05.09.16.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *