Фултонская речь ЧЕРЧИЛЛЯ: «железный занавес» тогда и сейчас

Андрей ШИТОВ
Обозреватель ТАСС

Уинстон Черчилль и президент США Гарри Трумэн после выступления в Фултоне, 5 марта 1946 года AP Photo

Уинстон Черчилль и президент США Гарри Трумэн после выступления в Фултоне, 5 марта 1946 года

© AP Photo

.
Фултонская речь Уинстона Черчилля вошла в историю как манифест холодной войны Запада против России. Когда через 45 лет после ее произнесения распался СССР, это было воспринято как свидетельство полного и окончательного торжества той либеральной англосаксонской модели развития, превосходство которой, собственно, и провозглашал 5 марта 1946 года на родине американского президента Гарри Трумэна и в его присутствии бывший британский премьер.

Но вот прошло еще 30 лет, и стало ясно, что слухи о «конце истории», мягко говоря, преувеличены. Что история — во всяком случае, пока человечество продолжает существовать — не допускает «окончательных и универсальных» решений. Что она не терпит притязаний кого бы то ни было на монопольное обладание истиной в последней инстанции. Что свою историческую правду каждый народ отстаивает столь же решительно, как и свою землю, а любые попытки навязывания чужой однозначно трактуются, как «новое издание» той же холодной войны. Как было в советском марше: «Чужой земли мы не хотим ни пяди, но и своей вершка не отдадим!»

Пресс-секретаря президента РФ Дмитрия Пескова мой вопрос о том, нужно ли сейчас вспоминать о давнем выступлении Черчилля, по-моему, даже несколько удивил. На его взгляд, об этой «эпохальной речи» нам, «конечно же, забывать никогда нельзя», как и о так называемой длинной телеграмме американского дипломата Джорджа Кеннана, легшей в основу послевоенной американской политики «сдерживания» СССР. «Все конфронтационные механизмы, такие как НАТО, <…> продолжают работать против нас, вынуждают нас быть начеку и принимать все необходимые меры для защиты нашей страны», — указал Песков.

Ключевая тема

Официально речь Черчилля называлась Sinews of Peace. Дословно это переводится как «сухожилия мира», но физиология, разумеется, ни при чем. Это парафраз известной цитаты Марка Туллия Цицерона о деньгах как «нерве», т.е. движущей силе войны. Британец, известный своим красноречием, пожалуй, не меньше античного классика хотел публично порассуждать о том, на каких основах может быть построен прочный мир, чтобы человечеству не пришлось «по третьему разу проходить школу войны». Понятно, что даже в американской глубинке, далекой от полей сражений Второй мировой, никакой более важной темы в те дни не было и быть не могло. Собственно, нет ее и теперь.

Ответ Черчилля на поставленный вопрос был однозначен — забота о поддержании мира может быть возложена только на Организацию Объединенных Наций, которой на тот момент не было и года от роду. Это, между прочим, вполне здравая мысль; жаль только, что в последнее время нормы международного права и легитимные компромиссы, исходящие от ООН, все чаще подменяются в политике США и их союзников неким расплывчатым «порядком, основанным на правилах», которые они сами же произвольно и устанавливают.

К тому же Черчилль тогда подчеркнул, что ООН, по его убеждению, должна опираться на «братскую ассоциацию англоязычных народов» при «особых отношениях» между Великобританией и США. Он также не преминул уточнить, что ООН в ее «младенческом возрасте» никак нельзя было вверять «тайные знания и опыт [создания и применения] атомной бомбы, имевшиеся у Соединенных Штатов, Великобритании и Канады».

Как известно, атомные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки были произведены США 6 и 9 августа 1945 года, т.е. за семь месяцев до Фултонской речи. Отголоски чудовищных взрывов звучали в ней в виде рассуждений о том, что, мол, атомные секреты в надежных руках. Но прямо об этих ударах британский гость не упоминал.

Он, кстати, подчеркивал, что выступает именно в качестве простого гостя, частного лица, «не выполняющего никакой официальной миссии и не имеющего никакого статуса». Хотя и указывал, что ему оказана «наверное, почти уникальная для частного посетителя честь: быть представленным в академической аудитории президентом Соединенных Штатов». На малую родину Трумэна в штат Миссури американский и британский политики ехали вместе, одним поездом. И, разумеется, как это называют дипломаты, по дороге «сверяли часы».

Вот вам наглядная иллюстрация к вопросу о роли личности в истории. Годом ранее, 12 апреля 1945-го, не дожив самую малость до победы над Германией, скончался 32-й президент США Франклин Делано Рузвельт. Специалисты считают, что, если бы он остался жив, развитие событий после войны могло пойти совсем по-другому. Но его сменил Трумэн, который до этого лишь несколько месяцев прослужил вице-президентом США и, конечно, не мог сравниться с предшественником по глубине отношений с партнерами по антигитлеровской коалиции — тем же Черчиллем и Иосифом Сталиным. А советский лидер потерял в качестве партнера еще и британца, поскольку тот прямо во время Потсдамской конференции в июле 1945 года лишился премьерского кресла, проиграв выборы в своей стране.

Чей занавес?

Как бы то ни было, Фултонская речь Черчилля осталась в памяти не под официальным своим названием, а как «речь о железном занавесе». Безусловно, самый известный ее пассаж — это слова о том, что «от Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике на континент опустился железный занавес», за которым оказались «все столицы древних государств Центральной и Восточной Европы — Варшава, Берлин, Прага, Вена, Будапешт, Белград, Бухарест и София».

«Все эти знаменитые города и живущие вокруг них люди оказались в пределах того, что я должен назвать советской сферой; все они так или иначе подвержены не просто советскому влиянию, но и очень сильному и во многих случаях возрастающему контролю Москвы», — утверждал именитый оратор. Хотя чуть ранее словесно расписывался в «глубоком восхищении и уважении к доблестному российскому народу и своему боевому товарищу маршалу Сталину», выражал «понимание необходимости для России укрепления ее западных границ» и «приветствовал занятие Россией своего законного места среди ведущих стран мира». Подобное и сейчас практикуется в Лондоне и Вашингтоне — агрессивные действия нередко маскируются риторическими реверансами в адрес Москвы и заверениями в собственном миролюбии.

Сам по себе термин «железный занавес» впервые прозвучал отнюдь не в Фултоне. Как пишет Британская энциклопедия, «эта метафора в ходу с XIX века, но Черчилль приложил ее конкретно к тому политическому, военному и идеологическому барьеру, который был создан СССР после Второй мировой войны».

Что ж, сформулировано, конечно, ловко. Во-первых, опущена та неприятная подробность, что один из самых известных более ранних примеров использования слов о «железном занавесе» был дан в феврале 1945 года нацистским пропагандистом Йозефом Геббельсом. Во-вторых, все стрелки аккуратно переведены на Москву, хотя Геббельс писал о «соглашении между Рузвельтом, Черчиллем и Сталиным».

«Семена раздора»

Последний, в принципе, и сам не остался в долгу. В интервью газете «Правда» он расценил Фултонскую речь как «опасный акт, рассчитанный на то, чтобы посеять семена раздора между союзными государствами и затруднить их сотрудничество». И добавил: «По сути дела, господин Черчилль стоит теперь на позиции поджигателей войны. И господин Черчилль здесь не одинок — у него имеются друзья не только в Англии, но и в Соединенных Штатах Америки».

Проведя параллель между «расовыми теориями», относящими к «полноценным нациям» только людей, говорящих на немецком или английском языках, советский лидер резюмировал: «Но нации проливали кровь в течение пяти лет жестокой войны ради свободы и независимости своих стран, а не ради того, чтобы заменить господство Гитлеров господством Черчиллей. Вполне вероятно, поэтому нации, не говорящие на английском языке и составляющие вместе с тем громадное большинство населения мира, не согласятся пойти в новое рабство…»

Конечно, любые аналогии хромают. Но согласитесь, что фраза звучит неожиданно актуально и в наши дни, когда английский язык стал общепризнанным «лингва франка» глобализаторов. А владение им, по сути, превратилось в один из критериев социальной и чуть ли не экономической полноценности. Информационная, культурная и языковая экспансия во многом заменила собой военную силу на «полях сражений» современной «гибридной» разновидности холодной войны.

«Нужны поиски компромиссов»

Впрочем, если подобное жонглирование терминами и понятиями допустимо для журналистов, то специалистам все же приходится быть аккуратнее. И лучший из известных мне отечественных историков академик Александр Чубарьян, к которому я обратился за комментариями, говорит, что он «против прямых аналогий» между классической холодной войной и тем, что теперь именуется новым ее вариантом.

Это «разные эпохи, разные ситуации», — подчеркнул он, напомнив, что Фултонская речь прозвучала «после длительного периода хороших отношений во время войны». Хотя и тогда ее нельзя было воспринимать как гром среди ясного неба: по словам Чубарьяна, известно, что «еще в середине 1943 года американские спецслужбы писали своему президенту, что главным противником [США] после войны будет Советский Союз». Подавались схожие сигналы наверх и у нас.

В общем, после достижения главной общей цели — разгрома нацистской Германии — начали «выходить на поверхность» прежние разногласия между союзниками, сказал специалист. И напомнил, что на Западе в то время обсуждались даже планы «проекта Unthinkable («Немыслимое») — о возможности использования немецких солдат пленных армий для противостояния с Советским Союзом».

В поезде по пути в Фултон, насколько известно, Трумэн закулисно подзуживал Черчилля, делясь с ним данными американской разведки, позже не подтвердившимися, о «советских намерениях в отношении Турции», — указал собеседник. Кстати, по поводу «сфер влияния» он напомнил, что именно британский премьер в свое время предложил Сталину разделить Европу на такие сферы и даже «сформулировал известное процентное соглашение».

Вместе с тем холодная война для Чубарьяна — это название «целого исторического периода», вместившего в себя, наряду с противостоянием и попытками разрядки напряженности, поиски «путей пересечения интересов». По убеждению ученого, именно в этом заключается «главный урок» того периода и для наших дней. «Нужны поиски исторических компромиссов», — подчеркнул академик.

Он, между прочим, лично хорошо знал Кеннана, который был не только дипломатом, но и сильным историком. Одну из оригинальных копий той самой «длинной телеграммы» американца о доктрине «сдерживания» приобрело недавно Российское военно-историческое общество. Чубарьян участвовал в церемонии передачи этого документа и делился воспоминаниями о встречах с Кеннаном. По его словам, в последний период жизни тот сожалел, что его имя ассоциируется с давлением на Россию, предупреждал об ошибочности и опасности расширения НАТО и тоже призывал искать компромиссы.

Опасный догмат

Собственно, работа в этом направлении уже идет, причем по обе стороны океана. Например, на днях новую интересную статью на эту тему — «Как остановить нарастающую волну глобального беспорядка» — опубликовал мой давний добрый знакомый, бывший советник президента Джорджа Буша — младшего по России Том Грэм. Он считает, что сейчас нужна прежде всего «взаимная готовность договариваться, подразумевающая компромиссы в отношении того, что ведущие страны считают основными ценностями и принципами». То есть выработка некоего общего понимания правил поведения на международной арене — наподобие того, которое было достигнуто великими державами после Второй мировой войны.

Конечно, поступаться принципами никто не станет. «Смешно требовать от современной России отказа от того курса, который она ведет на протяжении многих лет и который составляет основу российского присутствия в Европе и в мире, — сказал Чубарьян. — Но нужен поиск того, что может объединить стороны. Вот этот урок холодной войны, как мне кажется, действует и сейчас». Тем более, добавил он, что теперь, как и прежде, обеспечение глобальной стратегической стабильности и безопасности заведомо невозможно без России.

Все это выглядит едва ли не бесспорным, но для США, как мне множество раз доводилось убеждаться на практике, компромисс почти невозможен в силу догмата о собственной непогрешимости. Советские коммунисты в свое время претендовали на знание объективных законов исторического развития; именно с этих позиций Сталин полемизировал с Черчиллем. А теперь уже американцы наступают на те же грабли: настаивают на своей «исключительности» и умении безошибочно определять «правильную сторону истории».

История без купюр?

Конечно, чтобы опираться на уроки прошлого, их прежде всего нужно знать, причем желательно без купюр. Поэтому в своей концептуальной статье «75 лет Великой Победы: общая ответственность перед историей и будущим» президент России Владимир Путин призвал все страны мира «активизировать процесс открытия своих архивов, публикацию ранее неизвестных документов предвоенного и военного периодов — так, как это делает Россия в последние годы». «Готовы здесь к широкому сотрудничеству, к совместным исследовательским проектам ученых‑историков», — добавил российский лидер.

Чубарьян заверил, что в соответствии с поручением президента такая работа идет непрерывно. Тысячи документов по истории Второй мировой уже обнародованы: сначала в связи с годовщиной Мюнхенского сговора 1938 года, а в прошлом году в связи с 75-летием Победы. Множество материалов было посвящено предвоенному времени, а сейчас «готовится очень большая публикация документов по поводу 80-летия нападения Германии на нашу страну, которое будет отмечаться в этом году 22 июня», — сообщил собеседник.

Он также рассказал, что с немецким Институтом современной истории в Мюнхене достигнуто соглашение о подготовке совместного сборника документов по истории ХХ века. «Сейчас мы занимаемся совместно выработкой перечня периодов, проблем, — уточнил Чубарьян. — И есть договоренность с архивами: у меня — с нашим архивом внешней политики МИДа, а у моего коллеги, директора мюнхенского института, — с политическим архивом Германии».

Путин в своей статье упоминал, что России предъявляется много претензий по поводу так называемого пакта Молотова — Риббентропа, хотя тот получил правовую и моральную оценку еще в СССР. «Вместе с тем другие государства предпочитают не вспоминать о соглашениях, где стоят подписи нацистов и западных политиков… Мы также не знаем, были ли какие‑либо «секретные протоколы» и приложения к соглашениям ряда стран с нацистами», — указал наш президент.

На вопрос о том, позволяют ли договоренности с мюнхенским институтом надеяться на то, что эти пробелы будут восполнены, Чубарьян ответил утвердительно. «Да, это, конечно, наверняка есть в Германии», — сказал он.

Наконец, я не мог не спросить академика и о том, все ли нам ясно с собственными цифрами и фактами. Сталин в упомянутом интервью «Правде» говорил, что потери Советского Союза в войне составляли «около семи миллионов человек». В статье Путина названа куда более страшная цифра — «почти 27 миллионов» погибших. Чубарьян подтвердил, что последняя соответствует действительности и продолжает уточняться, особенно по части потерь среди мирного населения. Данные, обнародованные в 1946 году, на его взгляд, могли объясняться как «недостатком информации», так и тем, что «Сталин не хотел называть такую огромную цифру потерь».

Остается добавить, что Вестминстерский колледж в Фултоне, где выступал Черчилль (он тогда пошутил, что «название «Вестминстер» почему-то кажется ему знакомым») подготовил к 75-летию знаменитой речи целую программу мероприятий, в том числе с участием прямых потомков Черчилля и Трумэна, а также бывшего директора ЦРУ, четырехзвездного генерала в отставке Дэвида Петрэуса. Кульминацией событий 5 марта должна стать дискуссия историков и политологов. Вести ее приглашен известный консервативный журналист Джордж Уилл, которому через пару месяцев должно исполниться 80 лет. В соответствии с требованиями ковидного времени большинство выступлений и встреч будут проходить в режиме онлайн.

.

Источник: https://tass.ru/opinions/10836335

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *