Александр КЛИМОВ-ЮЖИН
Москва
КОНСТАНТИН КОРОВИН
В Лосиноостровском склоняться мальчишкой,
Ворон поднимая дуплетом,
С походной котомкой, с нехитрым ружьишком,
С друзьями в каникулы летом;
.
Уха на привале, костра пепелище,
Да Яузы всплески на стрежне…
Он вышел к посёлку Большие Мытищи,
Но только уже повзрослевшим.
.
Качание лапника, ропот листочка,
Природы раскрытая книжка,
Наутро художник проходит лесочком
С мольбертом заместо ружьишка.
.
Он помнит все тропки, он кисточкой водит,
Рисует мостки и дорогу:
Он любит пейзаж, и любовь переходит
К создателю оного – Богу.
.
Вот вам и религия цвета и формы,
Мазка и берлинской лазури,
Где воздух настоян на хвое и скромный
По кобальту пятнами сурик.
.
Трамвай выезжает на мост Москворецкий,
Монмартра карминные крыши.
Бульвар Капуцинок – размытый и светский,
И адский, – сам дождь не напишет.
.
А ты, осеняясь трёхкратно трёхперстьем,
С толпой инфернальной сливаясь,
С мольбертом Парижа проходишь предместья,
В лесах Подмосковных склоняясь.
.
* * *
А. Шацкову
Как красочно, необычайно
Раскрашены леса.
Под синевой исповедально
Желтеет полоса.
.
Бесплотной струйкой в отдаленье
Рядок берёз
Бежит попарно из селенья,
Ныряя, под откос.
.
Гудит протяжно электричка.
Скажи – Забыл?
Что сам ты в осень бросил спичку,
И опалил
.
Осины, ясени и клёны,
С платформ они
Горят, без солнца озарёны
В такие дни.
.
Качнёт Звенигородской веткой
В пути вагон,
И луковкам церковки редкой
В огляд поклон.
.
И как в последний день творенья,
Под ветра свист,
Кончается стихотворенье,
Кружится лист.
.
КАТУЛЛУ
Хоть и Москва, а всё же третий Рим,
Девятый столп от портика Помпея.
Я мысленно в кабак вхожу за ним
И пью Фалерн, нисколько не пьянея.
.
Всё в чём вода – нет пользы для души, –
Не разбавляй вина и малой мерой.
Я из краёв, где хлещут алкаши
Денатурат, закусывая пеной.
.
Пора Катулл, мы в возрасте одном…
В проклятый миг нам Лесбия кивнула.
Как мимолётно время за вином,
И я похож на сыновей Ромула.
.
Как ты мне дорог схожею судьбой,
Я в первом Риме отыскал собрата,
Молчи, Катулл, мне хорошо с тобой,
Будь ты немей младенца Гарпократа.
.
Молчи, Катулл, и камни не спеши,
Припоминая, разделить по цвету,
Но две ладони тёплых положи
На горстку ту и на пригоршню эту.
.
И в чёрной, что тебе отбила бок,
Как печень рушит ныне внукам Рема,
Сверкнут они белее, чем творог,
И просияют, как на солнце гемма.
.
* * *
Что-то мне вспомнилось снова
Течение правобережное,
Как мы на лодке вдвоём на ту сторону
Вместе с Ершовым Володькою,
(В профиль, что Басов ей-ей),
Правили муторно,
Метров так двести и встали под берегом.
Берег был крут, а вода
Под омутами много заверчена.
Груз на стремнину тянуло,
Леса под углом в сорок градусов,
Вся в ожидании, глаз веселила
Возможной поклёвкою.
Левого берега отмели белые
Грелись на солнышке,
Дети плескались в воде.
Верно подмечено:
Если крут берег напротив,
То косы пологие
Будут всегда супротив.
Тело удилища
Вдруг затряслось мелким трепетом,
Кончик откинулся
В бок, а затем резанула невидимой силою
Леска-струна, в глубине заходило, заохало.
Захолонуло, кольнуло тупым онемением.
Лещ колыхался в садке солнцем утопленным,
Солнце у нас за спиной
В лес опускалось, движение
Быстрой воды замедлялось, и слышалось
Словно в кино киноплёнка струилась и лопалась
Гулкой воронкой в воде.
А Володька Ершов в профиль на Басова
Точно похож.
Вылитый Басов ей-ей.