Андрей ФЕДОРОВИЧ — РОМАН С ПАРИЖЕМ. Кровное родство. Парижское воскресенье.

Андрей ФЕДОРОВИЧ

Москва

.

 

 

 

 

РОМАН С ПАРИЖЕМ
Кровное родство. Парижское воскресенье.

Роман с Парижем начался у меня давно. И это был не просто роман. Мы с ним породнились кровно, в первый же мой приезд. В первый же день моего с ним знакомства.

Всё началось с деловой командировки в начале декабря 1996 года. На Gare Du Nord  вечерний Thalys домчал нас из Брюсселя за два часа. Мы c Татьяной шли вдоль чугунных колонн, под огромным шатром крыши и я думал: «Вот я иду. Вот Париж. Вот вокзал… Самый большой в Европе. Столько пишут и говорят об этом городе, я так давно стремился сюда… А я вот иду и светит солнце, а вокруг ходят люди и ничего особенного не происходит…». Солнце уже клонилось к закату. Я лишь смутно помню похожий на Триумфальную арку фасад Северного вокзала, промелькнувшую в окне такси громаду Галери Лафайет и здание Оперы Гарнье. Через минуту такси притормозило у нарядного старинного подъезда с помпезным навесом и услужливый швейцар, внёс наши вещи в просторное лобби отеля Scribe Opera.

Следующий день был заполнен встречами, переговорами, графиками, презентациями, вежливыми сентенциями, острожными утверждениями и звоном столового серебра и хрустальных бокалов в одном из лучших ресторанов французской столицы… Города я не видел. Я ждал вечера. И тогда…  Тогда меня ждал Париж!

Вернее я сам ждал встречи с ним. Scribe – безусловно, прекрасная гостиница, пять звёзд, в самом центре исторической части города, с отличной историей и бесподобным менеджментом. Но я хотел увидеть Париж настоящий, контрастный! Я хотел видеть не только Париж высокой моды, бутиков, дорогих отелей и знаменитых на весь мир музеев… Я хотел видеть Париж клошаров, подворотен, музыкальных клубов, Париж творческих кафе и богемы. Я хотел видеть Париж Золя и Мопассана, Гюго, Бодлера, Моне и Ренуара… или хотя бы Монтана, Пиаф и Азнавура… Я хотел увидеть его со всех возможных сторон, с самых необычных ракурсов. Время покажет, что моя задача будет выполнена за один день достаточно разносторонне. Я бы сказал, даже слишком …разносторонне.

Я едва отыскал в переулках ту крошечную гостиничку, что забронировал для меня Доменик в Латинском квартале. Она приютилась где-то возле Place Larue, в двух шагах от Пантеона. На входе гордо красовалось название, украшенное большой жирной звездой! Кажется, до этого я ещё не останавливался в однозвёздочных гостиницах. Я толкнул скрипучую дверь и поднялся на второй этаж в маленькую тёмную, захламленную старой мебелью, коморку, освещённую лампой с металлическим абажуром. Картинка завораживала! В коморке никого не было и я осторожно, чуть нажимая на последний слог произнёс: «Бонжууур!»… Где-то сверху заскрипели ступени, и раздалось хриплое ворчание, принадлежавшее, судя по всему, даме на возрасте. Через пять минут в коморку протиснулась высокая мадам, лет пятидесяти семи, в чёрном платье, со всклоченными волосами над орлиным носом и без правой руки… Может быть рука у неё и была, но я её не видел, писала она левой. Почему-то мне показалось, что она хотела быть Эдит Пиаф? Начало было многообещающим…

Отыскав меня глазами, на дне которых светилось гордое превосходство, она заговорила… Из горла вылетали гортанные звуки, смысла которых я не понимал. Я попытался объясниться по-английски, заявив, что мой друг делал бронь по телефону. Дама ещё раз окинула меня взглядом, с едва уловимой ноткой презрения, покопалась в деревянной конторке времён Людовика XVIII, достала на свет мятую по углам амбарную книгу, исписанную вдоль и поперёк шариковой ручкой, и снова что-то прокаркала. Я напряг все свои знания французского и попытался парировать, применив всё данное мне от природы обаяние с использованием известных мне слов и галлицизмов:
— Bonjour Madam… Excusez moi s’il vous plait! Je viens de bruxelles. Mon ami a réservé une chambre ici… Je suis Russe
Не переставая ворчать, дама начала яростно листать фолиант и остановилась на странице в центре которой красовалась большая рыжая клякса. Градус ворчания несколько снизился из чего я понял, что моё вторжение в её жизнь было не слишком необоснованно… Она потребовала паспорт, начала что-то строчить и через пять минут швырнула мне ключ с широкой двойной бородкой, который был сделан, наверное, сразу после Первой Мировой войны и, не дожидаясь моей реакции, выдавила:
— Trente francs, monsieur
Тридцать франков (шесть долларов!!) после трёхсот долларов в Scribe было очень контрастно… Путешествие начиналось неплохо! По узкой скрипучей лестнице я поднялся на третий этаж и просунул ключ в скважину. Ключ, не испытывая сопротивления, свободно в ней вращался. На минуту я подзавис.. Было ясно что, если я пойду вниз разбираться, это займёт ещё больше времени.  Минут пять я ковырял и тыркал ключом, пока не изловчился поймать в лузе необходимые бороздки и отодвинуть собачку. За дверью открылась коморка метра два на три с допотопным пыльным шкафом, разваленной кроватью и тёмным окном, выходившим в узкий двор-колодец. В туалет лучше было не заглядывать — ручка слива свободно болталась, и для поддержания относительной гигиены мне предстояло регулярно опускать руку в бачок, чтобы задействовать нужный рычаг. Я почти ликовал!

Вечер прошёл, можно сказать, в неспешной подготовке к субботе. Я бегло осмотрел окрестности: заглянул в букинистические лавки, оббежал Латинский квартал, глянул на Пантеон, осмотрел здание Сорбонны, подбежал к Люксембургскому саду, выскочил на набережную, пробежал Сите, подошёл к Нотр Дам и вернулся назад читать путеводитель и рассматривать карты. При этом меня малёк потряхивало от возможностей и необъятности задач, которые нужно было буквально «впихнуть» в два дня… нет, в сорок восемь часов. Лёг рано. На завтра меня ждал ранний подъём.

В шесть утра я был заряжен, как межконтинентальная ракета. Предстоял насыщенный день, и я не намеревался терять ни минуты и поступаться хотя бы чем-то из своих планов. Планы лезли наружу и не хотели упаковываться в тесные рамки. Наверное, я напоминал даму, пытавшуюся впихнуть все свои наряды в элегантный саквояж, не поступившись ни единой «важной деталью». Планы явно вываливались, торчали изо всех «щелей», но я аккуратно и настойчиво подтыкивал их назад и внутрь или натягивал на них сверху «края чемодана», чтобы ничего не растерять по дороге.

Пока были закрыты музеи, я ещё раз оббежал остров Сите. Далее начался насыщенный трудовой день:  Консьержери, Дворец Правосудия, Нотр Дам, по набережной до Лувра, в Лувре не задерживаемся, у тебя здесь только полтора часа… ок, два… надо хотя бы оббежать все залы и везде поставить галочку… Джоконда, Ника, Венера Милосская, Плот Медузы, Свобода на баррикадах Парижа, автопортрет Дюрера, Амур и Психея, рабы Микеланджело… итальянцы, фламандцы, французы, испанцы,… Возрождение, барокко, классицизм, неоклассицизм… нет, два часа мало, ок, три!… Рафаэль, Тициан, Эль Греко, Веронезе, Рубенс, Гойя, Делакруа… После Лувра голова гудела как набатный колокол, но сдаваться я не собирался – всё только начиналось… К тому же ещё слишком рано. Передохнув в Тюильри, вернее пошлявшись по аллеям, я пешком отправился на Елисейские Поля. Пройдя их насквозь, я закрыл ещё один гештальт: съел половину жаренной курицы с молодым божоле в «самом французском» из обнаруженных мной кафе, в том, что рекомендовала Вероник и которое мне самому показалось максимально аутентичным. Часам к трём гудела не только голова, но и ноги и я дал им небольшой отдых у Триумфальной арки… Пришлось взять метро к Дефанс. Здесь открылось второе дыхание. Неожиданно это странное место оказало оживляющий эффект на ум и тело – или то и другое устали сопротивляться – и я понял, что у меня впереди очень много всего. На Трокадеро я уже нежился в лучах клонящегося к закату солнца, а закат провожал на Эйфелевой башне. Монмартр, так и быть, я решил оставить на завтра…

Кажется, это уже был небольшой перебор, но я не сдавался… В десять вечера в клубе Нью Морнинг начинался концерт, а ещё надо было забежать в гостиницу. Ввалившись в номер, я рухнул на кровать… Голова гудела, ноги ныли. И впервые за весь день меня посетила вполне здравая мысль: а не «забить» ли на всё и, наконец, нормально выспаться. Чтобы завтра утром быть готовым к новым подвигам огурцом? От этой мысли меня тут же отпустило, и на пару часов я провалился в оцепенелое забытьё. Но мощный маховик уже был запущен: в полдесятого или около того, меня подбросило на кровати. Пытаясь понять, где верх, где низ, я на какое-то время завис в нерешительности. Тело и мозг требовали отдыха, а раскрученное колесо голодного ума искало и хваталось за выпадающие пазлы… Минут пятнадцать я неподвижно сидел, вслушиваясь в этот бессистемный рокот…  И вдруг поймал себя на том, что уже натягиваю свои чёрные джинсы, водолазку и кожаную куртку. Ботинки с высокими каблуками, которые были тогда в моде, я уже завязывал вполне осознанно. Пока шёл до стоянки такси, меня не оставляла мысль: «Зачем я это делаю». Остановись, «герой»! На сегодня довольно!.. Интуиция стучала в голову и отправляла меня назад в «обитель» ворчливой карги. Теперь эта «обитель» уже казалась вполне уютным оплотом безопасности.

Такси выбросило меня напротив Мулен Руж… Кафе Нью Морнинг находилось по соседству, напротив наискосок, примерно в квартале отсюда. На часах было начало одиннадцатого, концерт должен был начаться ровно в десять. У дверей клуба, где стояли две пары, красовался белый клочок бумаги. Сама дверь была заперта.
— Ребята, что-то не так? – я обратился к народу по-английски
— Прорвало канализацию! Авария! – на меня весело смотрели четыре пары добродушных глаз, — что ж, придётся сегодня пойти погулять по ночному Парижу… – они все ещё раз приветливо мне улыбнулись и стайка растворилась в сумраке. Я остался один…. Ну, и ну… Меня как водой облили. Что-то явно не давало мне возможности двигаться вперёд. Что делать? Возвращаться назад? Но ведь я уже заряжен, собрался…? Досада накипала и мешала думать холодно и рассудительно… У двери ещё две склонённые головы читают объявление:
— Ребята, что там всё серьёзно?
— Да, концерт отменён… — парень явно с трудом подбирает английские слова
— А куда можно ещё сходить сегодня вечером, музыку послушать, потанцевать? – слова слетают с моих губ помимо моей воли.
Он смотрит на неё. Они переглядываются:
— Сходи в «Жава»! Это на Рю де Тампль
— Далеко отсюда?
— Не.., нормально… они всю ночь работают..
Улица снова пустеет… Не пойму… То ли от них, то ли от их слов остался какой-то неясный осадок… Я открыл карту: от бульвара Клиши вниз, вот Севастопольский бульвар, от него направо вверх, чуть на северо-восток километра три-четыре, может быть чуть больше… Внутри проснулась отчаянная ярость. Ну что ж…

Я шёл тёмными улицами и переулками, мимо проносились редкие машины, редкие пешеходы шли мне навстречу … Свернув на Рю де Тампль, через какое-то время я стал обращать внимание на грязь и мусор, на развешенное на окнах бельё, на женщин в шёлковых хиджабах. Это арабский квартал? Хм… Меня не предупреждали… Что ж… дойду до места, гляну, если что не так – всегда есть такси. Улица вела всё дальше и дальше вглубь странного района. Всё чаще попадались странные личности, но я упрямо шёл вперёд.
— Не подскажете, где клуб Жава?
— Туда, туда… — махали рукой встречные.

Дома, дома, дома… Ещё несколько кварталов и вот я у цели: над аркой красовалась надпись La Java.
Я заглянул в арку и… остановился как вкопанный! Во внутреннем дворике дымила сигаретами группа чернявых подростков, лет тринадцати-четырнадцати, может чуть старше. Человек десять. В животе сжалось и похолодело… Как толчком меня отбросило назад, я инстинктивно отшатнулся и ринулся прочь. И тут же совершил ошибку! Вместо того, чтобы устремиться строго назад, я кинулся в тёмный переулок напротив. Топот ног за спиной не заставил себя долго ждать:
— Эй, чувак! Закурить есть? — они говорил по-французски, но общий смысл послания в переводе не нуждался
— Эй, стой!
Моя гордость не позволяла засверкать пятками, и я, хотя и бодро, но не слишком ретиво, удалялся в темноту… Топот быстро приближался:
— Эй, ты чего? Оглох? Деньги есть?
Я остановился и заговорил по-русски:
— Парни, я русский, я не говорю по-французски, ничего не понимаю. Что вам надо?
Меня окружили и стали ощупывать куртку. Но моя стратегия оказалась верной, арабы ещё помнили помощь Большого Брата:
— Эй, ты русский? Эй, отойдите от него… Он не француз, он русский. Давай, вали отсюда!!
Несколько пацанов оказались явно на моей стороне и попытались одёрнуть остальных.  Прочие шмакодявки, во главе с бандершей лет пятнадцати, лезли вперёд вытягивая ко мне руки и хватая за одежду. Ничего не стоило воспользоваться замешательством и дёрнуть назад. В кармане было франков двести или пятьсот. Можно было кинуть им всё или половину… Но нет, моя гордость не позволяла «валить», сверкать пятками или выворачивать перед ними карманы… Бежать от подростков? Отдать деньги по первому требованию и даже не попытаться себя защитить? Бро, ты в армии служил?! Афган помнишь?! Ты русский или лягушатник сопливый?!
— Вали отсюда! Слышишь?
Самый старший выталкивал меня из толпы, в то время как другие тянули за руки, хватали за куртку, за шарф или сумку, висевшую на поясе… И тут один молокосос осмелел и решил засунуть руку мне в карман.. Это было точкой! С разворота я вынес ему челюсть, рванул в сторону и прижался к стене. Кулаки и ноги полетели со всех сторон. Спрятаться было невозможно, я яростно отбивался, но пропускал удары… Удары не были сильными, но их было много. И тут судьба дала мне ещё один, последний шанс. Разгорячившись, один из гопников неловко подскочил, его кожаная куртка задралась, а её край попал мне аккурат в руку. Подхватив его налету, я дёрнул на себя, сорвал куртку с его спины и понёсся вниз по Рю де Тампль… Беги, брат, беги!… Не останавливайся!! Но видимо глупость этого дня окончательно затмила мне голову и, выбежав на освещённую улицу, заполненную спокойно фланирующими людьми, я швырнул куртку в сторону, почти успокоился и притормозил… Это была последняя и роковая ошибка. Я думал, они испугаются толпы и отступят. Но они не испугались и не отступили… В меня полетели удары ремней и каких-то других предметов. Всё происходило мгновенно, в считанные секунды… И вдруг всё исчезло. Вся шайка мгновенно растворилась в ночи… Я удивился, недоумённо осмотрелся и … тут же почувствовал влагу на левом бедре.

Кровь!!.. Кровь хлестала фонтаном! Я изо всех сил зажал пульсирующую рану и сел на тротуар… Алая лужа медленно растекалась по тёмному асфальту. «Ну, вот… приплыли!» Вокруг быстро собралась небольшая толпа французов. Человек десять-пятнадцать. Они молча стояли и смотрели, как я истекаю кровью. Липкая лужа медленно и неукротимо становилась всё больше и больше. «Что ж, я так и останусь здесь? Истеку кровью? Сколько у меня ещё времени? Что они стоят?» Говорят, в такие минуты перед человеком проносится вся жизнь… Передо мной ничего не проносилось. Было удивление. И ещё я думал, как расстроятся мои родители… «Бедная мама!» Что они молчат? Почему не вызывают скорую?
— Люди, помогите!! Help! Ambulance!! Ambulance!! – выдавил я, с трудом узнав свой голос…
Из толпы отделился высокий человек в очках, подошёл, взял меня за руку, нащупал пульс, задал какие-то вопросы и достал телефон:
— Police, police!! – слышал я как он кричит в трубку…
— Какой police? Скорую позовите!! Ambulance!! Я же кровью истекаю…
Но у чувака, кажется, была какая-то своя программа:
— Не волнуйтесь, я врач, сейчас приедет полиция… — он говорил по-английски… ну, хоть это, слава Богу!
Лёгкий туман потихоньку  начинает проникать в голову, я держусь, но шок нарастает.
Полиция приехала быстро… Они тут же куда-то позвонили и стали задавать вопросы:
— Меня пытались ограбить и ударили ножом, позвоните в скорую, пожалуйста!!
— Мы вызвали 911, сейчас они приедут, — полиция тем временем занялась своим делом – рылась в моих вещах…
Уа-уа-уа-уа-уа… Люди, мигалка… Меня повалили навзничь, жёстко надавили на паховый сгиб, я дико застонал и чуть не задохнулся. Мне срезали джинсы, сорвали ботинки. Так я и лежал в трусах посреди улицы в луже крови на обозрение жителей района. Время растянулось куда-то вверх и в стороны. Тук-тук-тук… в груди чугунный молот колотится в решётку рёбер. Боль в паху, люди вокруг, они что-то говорят… что они говорят? Не пойму! Сознание плывёт, едет, перескакивает с такта на такт… не могу сосредоточиться! Очень хочется спать, но дикая боль в паху не даёт… Звон в ушах. Укол! Наверное, обезболивающее…
—  Лежите спокойно! Всё в порядке! Вы спасены… Скажите спасибо этому человеку!
Скрип тормозов. Ещё мигалка. Кажется, скорая приехала… Люди, носилки, капельница… Карета… Боль в паху.. Сидим, чего-то ждём… Сколько ещё ждать?
— Отвезите меня в больницу, пожалуйста!! Я жить хочу!
— Потерпите… мы обзваниваем госпитали в окрестности! У вас нет с собой страховки… Нам нужно найти больницу, которая примет вас без полиса…
— У меня есть страховка! Я работаю в страховой компании!!
— Простите, мы всё осмотрели, у вас с собой нет бумаг…
Пятнадцать минут, полчаса, час… Мы стоим, не двигаемся. Когда же это закончится? Вечность?! Кажется, тронулись? Поехали. Мигалка, фонари, мерное покачивание… я проваливаюсь в какое-то ватное молоко,  всплываю на минуту, растягиваю губы в улыбке.. не дождётесь, не возьмёте, я крут… носилки, коридор, какой-то человек, много людей… мои губы улыбаются… я в сознании, я не сдаюсь, я крут… вы поняли это?… маска… ватное молоко…

Свет лампы! Дикая боль… тошнота… Кажется, я сейчас сдохну.
— Так-так!… Как себя чувствуете? Всё в порядке?
Улыбающееся, обрамлённое седыми волосами лицо шевелит губами где-то напротив:
— Меня зовут Еже! Я ваш врач! Поляк… Вы ведь русский? Здравствуйте! Как себя чувствуете?
Я что-то мычу в ответ…
— Вчера алжирцы перерезали вам бедренную артерию. Может быть их и найдут, хотя это маловероятно. Но вы потеряли два с половиной литра крови… Ещё немного, и я бы уже ничего не смог сделать. Хорошо, что срез был косой, я смог его аккуратно зашить… Хорошо, что мы нашли кровь для вас. Они нанесли вам три ножевых удара, один из которых мог стать последним… Кажется, они знали, что делают. И скажите спасибо тому человеку, что вызвал для вас полицию!

Этот разговор происходил в воскресенье, восьмого декабря 1996 года, в палате интенсивной терапии клиники Hôpital Lariboisière, в историческом здании середины XIX века, стена к стене с Северным Вокзалом столицы… Отсюда ходят Евростары в Брюссель и в Лондон. Сюда, на этот вокзал мы с Татьяной приехали два дня назад. «А что ж эти гады, двое, что отправили меня в Жава? Они что не знали, что там арабы живут, и что там может быть опасно?» Не пойму: досада это или удивление?

Я лежу на изогнутой кровати, окружённый со всех сторон датчиками, проводами и приборами. Надо мной висит пульт, чтобы я мог менять конфигурацию кровати по своему желанию. Каждые полчаса симпатичные и обаятельные сёстры меряют меня, проверяют, щупают, тыкают, трогают, пичкают витаминами, таблетками или выносят судно. Несколько дней и меня переводят из реанимации в обычную палату. Ещё несколько дней и друзья, коллеги, полиция, представители страховой компании практически живут в моей палате. Документы, допросы, звонки…
— Дайте мне, пожалуйста, телефон, мне нужно позвонить домой! – тогда не было смартфонов и вотсапа. Маме я сказал, что сильно подвернул ногу и мне необходимо какое-то время побыть дома. Полиция приходила раз десять. Было впечатление, что они подозревают в преступлении меня… Закончив допрос, один из них, мягко улыбнувшись, произнёс:
— А знаете, когда мы пришли забирать ваши вещи в гостиницу, та старая карга, что там служит, устроила нам форменный допрос… Знали бы вы как она яростно вас защищала. Говорила, что в этой комнате живёт очень приличный молодой господин, и она ни за что не отдаст чужие вещи неизвестно кому, — его слова неожиданно согрели мне сердце…

Уровень французского бардака поражал. Пока меня положили на операционный стол прошло пять часов: полиция, спасатели, скорая, поиск госпиталя… В госпитале потеряли все мои вещи и часть документов. И ещё им понадобилось две недели, чтобы найти и оформить все бумаги по страховке… Стоимость лечения составила двадцать тысяч долларов или сто тысяч франков на те деньги… Но люди, что меня окружали были настоящим золотом. Наверное, никогда я не испытывал такого тепла и такой единодушной поддержки. Девушки-сестры, врач, санитарки, соседи по палате, мои коллеги по работе. Приехал Доминик с девушкой, приехала Татьяна, даже сам директор компании приехал меня навестить. Через две недели, улыбаясь, в распахнутых дверях появилась Вероник, которая специально прибыла сюда только для того, чтобы забрать меня назад в Брюссель. Конечно, я мог бы уже добраться и самостоятельно, но было чертовски приятно… Я снова учусь ходить и продолжаю ездить на работу, общаться с друзьями и по тысячу раз в день повторять историю моего первого путешествия в Париж и, главное, историю моего волшебного спасения и воскресения. У меня ещё года на три сохранятся контрактура голени и сустава. А сейчас лишь длинный шрам на левом бедре напоминает о той ночи….

Когда писал этот текст, мне в голову пришло два названия: «Кровавое воскресенье в Париже» и просто «Парижское Воскресение»… конечно, с большой буквы. Само собой, я выбрал второе, оно ведь такое оптимистичное… Но я помню, как никто, что мостовые Парижа политы моей кровью больше, чем какой-либо из городов этого изменчивого мира. Наверное, у нас с ним (с Парижем точно, а может быть и с миром) с тех пор что-то наладилось… кармическое, сакральное и уж точно кровное…

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *