Светлана ВОРОБЬЕВА (Сьюзи Литтл)

Сочи, пос. Лазаревское.

 

 

 

 

 

 

.

ТИТУЛЯШКА

 

                                                                                       Любимому писателю Ф. М. Достоевскому посвящается.

Титулярный советник, есть чин гражданский, IX–го класса, в котором слово «титулярный» означает, скорее, «номинальный», то бишь, уже не секретарь, но еще не полноправный советник, так сказать, кандидат в советники. Чин автоматически присваивается молодым людям, имеющим высшее образование, но по каким-то личным причинам не выдержавших квалификационный экзамен и не имеющих учёной степени. В народе титулярных советников небрежно называют «титуляшкой» и «штулярами», еще более подстегивая чиновников IX класса стремиться дослужиться до чина VIII — й классификации и заполучить заветное личное дворянство.

Молодого человека, двадцати пяти лет отроду, Фёдора Матвеича Половицына приставка «титулярный» в его чине, смущала больше всего. Молодой помощник столоначальника одного из департаментов министерства, сумел высидеть годы обучения в университете, но так и не смог выдержать квалификационный экзамен. Не догрыз таки гранит науки из-за любви к азартным играм. Отец Федора Матвеича, в свое время, также служил титулярным советником. Всю жизнь положил на то, чтобы на склоне лет, аккурат перед уходом со службы по старости, выслужил себе чин коллежского асессора и прилагающийся к нему титул личного дворянства, не переходящего потомству. То есть, княжеский титул отец Половицын получил, но сыну передать не смог.

— Я всю жизнь верой и правдой служил, — говаривал сыну отец, — выслуживался, брал сверхурочные, лишь бы коллежского асессора получить, вот и ты, сынок, трудись. Даст Бог, тебе и потомственного дадут.

Тратить всю жизнь на прозябание в титуляшках у Федора не было ни малейшего желания, хотелось всего и сразу. Благодаря своему юношескому нетерпению, изыскивались всевозможные средства для достижения заветной цели. Поскольку либезить и подличать перед начальством, как отец, на глазах у коллег не мог, ввиду большой застенчивости, вынужден был искать иные способы по продвижению по карьерной лестнице.

Был у Федора Матвеича более предприимчивый товарищ, знакомый еще по университету, Евгений Николаевич Творогов. Довольно ветреный, но весьма идейный малый. Питал слабость до женского пола. И ввиду своей постоянной влюбчивости, вместе с Федором Матвеичем с треском провалил выпускной экзамен и, как водится, был определен в титулярные советники. В отличие от Федора, Евгений  Николаич всегда был полон свежих идей. Вечерами, когда приятели частенько вместе возвращались со службы домой, поскольку им было по пути, озвучивались новые идеи на счет продвижения по служебной лестнице.

В один из цветущих майских вечеров, когда в воздухе витали ароматы сирени, Творогов поинтересовался у Половицына:

— Дорогой мой, Федор Матвеич, а вы никогда не бывали в доме начальника нашего, Петра Ивановича  Москалева?

— Позвольте, Евгений Николаич, — оторопел Федор, — как можно? Никак нет-с, да и никто никогда не предлагал мне нанести визит в их дом.

— А между тем, супруга его, — начал Творогов заговорщическим тоном, — Марья Александровна, весьма интересная и своеобразная особа. Держит по вечерам в своей квартире салон, куда захаживают разные чиновники и титулованные особы…

— Помилуйте, — перебил его Федор, — кто же нас туда пустит?

Евгений Николаевич на мгновение приостановился, хитрО прищурил глаз, и загадочно улыбнулся:

— В том-то весь и фокус, дорогой мой Федор Матвеич, госпожа Москалева очень любит, когда ее дом посещают молодые люди. С одной стороны, она кичится тем, что придерживается современных молодежных взглядов, за счет коих, думает, что выглядит моложе. А с другой стороны, у нее есть дочь Татьяна Петровна Москалева, семнадцати лет, на выданье.  Девица весьма приятной наружности, за которой родители назначили двести тысяч приданного. Присматривают женихов, так сказать. А также в их доме, на иждивении родственница живет. Вроде, троюродная племянница Марьи Александровны, Анна Михайловна Палкина. Сирота из деревни. Родители у нее умерли три года назад, не оставив после себя ни гроша. Г-жа Москалева решила облагодетельствовать девочку и привезла из деревни в свою квартиру, в Петербург. Поговаривают, что перед отъездом, Марья Александровна распродала все имущество сиротки и заодно сдала ее небольшой двухэтажный дом в аренду. Денег, вырученных за скарб и ежегодной арендной платы Анна Михайловна Палкина не видела никогда. Москалева взимает их в счёт содержания Аннушки.

— Весьма затравленное существо, — добавил, немного подумав Творогов.

Евгений Николаич остановился и заглянул приятелю в лицо, чтобы получше разглядеть произведенное его рассказом впечатление.

— Вот, видите, Федор Матвеич, я все разузнал. Навел кое-какие справки и вот-с.

— Но, Евгений Николаич, зачем же нам посещать салон Марьи Александровны, жениться-то ближайшее время, я не собираюсь, — недоумевал Федор.

Творогов недовольно завел глаза к небу:

— Ну, что тут непонятного, мы под видом потенциальных женихов проникнем в дом Москалевых, а сами под благовидными предлогами будем оказывать разные услуги ее супругу, начальнику нашему, Петру Ивановичу. Он нас заприметит, полюбит и побыстрее выдвинет на чин колежского асессора. Теперь вам понятней?

— А-а, так вот вы что удумали?! Теперь все ясно. Ну и хитер, вы, Евгений Николаич, такое придумать смогли?

— Ну, раз вы согласны, так завтра я вас буду ждать у парадной их дома. Семейство Москалевых живет неподалеку от Красного Моста, в трехэтажном доходном доме Александра Степановича Воронина, на улице Гороховой за нумером четырнадцать. Супруга Москалева, любит устраивать литературные вечера. Вот мы в качестве любителей литературы и заявимся в салон.

Половицын в задумчивости потер нос, а Творогов добавил:

— Кроме того, если у нас не получится втереться в доверие хозяина дома, можно будет заодно снискать расположения хозяйской дочки, Татьяны Петровны. Если повезет, добиться ее руки и породниться с самим Петром Ивановичем и таким образом, продвинуться по карьерной лестнице и получить заветный титул.

— Ну, что ж-с, можно попробовать, — наконец согласился Федор Матвеич.

— Вот и чудно-с, — обрадовался Евгений Николаич, — значит, завтра в восьмом часу я буду ждать вас на Гороховой, у парадной. Вы сейчас домой?

— Н-нет-с, я для начала в клуб, сыграть партеечку. А после и домой можно.

— Ну, будьте здоровы, — попрощался Творогов и завернул в свой переулок.

Федор Матвеич продолжил дальше свой путь в одиночестве и размышлял над только что состоявшимся разговором. Таких авантюрных, честолюбивых планов Половицын не очень разделял, поскольку, от природы, был стеснителен. Но поприсутствовать на вечерах, с тайной мыслью, авось Петр Иванович как-нибудь его заметит и повысит было можно.

Проигравшись в игорном доме, Половицын вернулся в свою квартиру, которую снимал, и первым делом проверил свой единственный выходной фрак, доставшийся от отца. Почистил его и принялся рассматривать состояние выходной белой накрахмаленной сорочки. Удовлетворившись, повесил обратно в шкаф и прилег на кровать. Сегодняшние новости позволили ему придаться мечтам о получении коллежского асессора.

В условленное время, приятели встретились у парадной. Поначалу в салоне Москалевой их приняли весьма прохладно, даже немного неприязненно, но затем велеречивость и обходительная любезность Творогова сделали свое дело и вскоре, друзья стали частыми и желанными гостями дома. Надо признаться, супруг Марьи Александровны редко присутствовал на вечерах, поэтому надежды Федора никак не оправдывались и ему приходилось откровенно скучать. Зато Евгений Николаич планомерно шел к своей цели, и к концу лета добился-таки благорасположения Татьяны Петровны.

Скуки ради, Федор Матвеич начал наблюдать за Аннушкой, племянницей Москалевой. На людях, Марья Александровна была нежна и любезна с Анной Михайловной, но та была грустна и безучастна. Принимала внимание своей покровительницы с тихой благодарностью. Она была, обычно, молчалива. Держалась стороной, мало разговаривала с гостями. Половицын не находил ее даже симпатичной. Слишком проста в манерах, болезненно худощава, а черты лица довольно грубы и вытянуты. Лишь блеск черных густых волос, завитых в черные букли составляли единственную привлекательность в ее внешности.

Иногда, Федор Матвеич развлекал себя невинными беседами с Анной Михайловной. Все пытался узнать побольше о ее деревенской жизни с родителями. На его вопросы Аннушка весьма охотно отвечала. Половицын даже замечал, как оживляется взгляд девушки, когда она рассказывает о доме и матери, с какой теплотой отзывается об отце.

— У меня не было нянек и гувернера, все уроки мне преподавала матушка, — с легкой грустинкой в глазах вспоминала Анна Михайловна.

— И каким наукам обучала вас матушка? — с интересом спрашивал Федор Матвеич.

— Разным. Русский, французский, немецкий, математику, историю, астрономию…

— Даже астрономию?

— Даже астрономию, — легкая улыбка скользнула на губах Аннушки, — Ах, я так счастлива была в доме батюшки. Он меня очень любил, баловал. Мы с ним ездили почти каждый день верхом на лошадях.

— Вы и верховой езде научены? — удивился Половицын.

— Обучена, — Анна Михайловна опустила глаза, — и не только. Папенька рисовать красиво умел, он и меня научил. А матушка играть на рояле научила и стихи декламировать.

Заметив на себе пристальный взгляд тетушки, Аннушка тут же вставала и уходила.

— Вы извините, Федор Матвеич, но мне нужно идти.

 

Саму хозяйку дома, Марью Александровну Москалеву, Федор Матвеич находил тщеславной и неумеренно хвастливой. Часто похвалялась перед обществом своей благодетельностью в отношении к Аннушке. Примерно, раз в неделю, Москалева напоминала своим гостям о том, что в их доме, занимая 12 комнат, в 1832-1833 годах жил сам Александр Сергеевич Пушкин. За это время великий поэт создал последнюю главу повести «Дубровский» и приступил к написанию «Капитанской дочки». А еще издал роман в стихах «Евгений Онегин».

— Осознание, того, что мы живем в доме, где творил сам маэстро Пушкин, так вдохновляет меня, — Марья Александровна томно заводит глаза к лепнине на потолке, — так вдохновляет меня, что я и сама начала писать стихи. Вот послушайте!

После чего хозяйка дома начинала декламировать перед собравшейся публикой стихи собственного произведения. Написанные весьма коряво, — отмечал про себя Федор Матвеич. Ей очень нравится, когда хвалят и выказывают восхищение творчеством.

Половицын исподволь наблюдал не только за Анной Михайловной, также и за развитием романтических чувств между Евгением Николаичем и Татьяной Петровной. Он не завидовал своему более успешному другу, лишь удивлялся, как можно взять и влюбить в себя живого человека. Сам-то Федор Матвеич еще никого никогда не любил и не имел представления каково это — любить и любить взаимно.

А вообще, проводить вечера в доме Москалевых, куда так редко заглядывал сам Петр Иванович, ему было чрезвычайно скучно. Но резко перестать посещать салон было неудобно, поэтому он решил, к концу сентября, под благовидным предлогом, исчезнуть из поля зрения хозяйки этого дома. Однажды, ещё теплым сентябрьским утром, прогуливаясь после воскресного завтрака по улицам Петербурга, в одной из суконных лавок, за прозрачным витринным стеклом, Федор Матвеич замечает три знакомых дамских силуэта. Марья Александровна, Татьяна Петровна и Аннушка стояли к нему спиной и не видели наблюдавшего за ними Половицына. Г-жа Москалева накупила в лавке несколько видов материи, и после того, как покупки завернули, с брезгливым выражением лица свалила пять увесистых свертка на руки Аннушки. Та покорно приняла ношу и с опущенным лицом продолжала следовать за своей покровительницей.

— Неси аккуратней, не развали вертки, неуклюжее создание, — отчитала племянницу Марья Александровна, выходя из лавки, — вечно все у тебя из рук валится. Такова твоя благодарность за мое благодеяние, за мой хлеб и стол?

— Что вы, тетушка, я очень благодарна вам за все, — тихо возразила Анна Михайловна и еще ниже опустила голову.

Федор Матвеич заметил, как девушка украдкой смахнула некстати выкатившуюся из глаз слезу. Татьяна Петровна участливо посмотрела на нее и тайком от матери погладила по руке. Перечить матери она не любила, себе дороже.

Тогда-то Федор Матвеич понял, какую роль на самом деле выполняет Аннушка в жизни Москалевой.

— Взяли сироту не по доброте душевной, а восхищения ради чтобы все вокруг её хвалили. На людях Марья Александровна так любезна с Аннушкой, а наедине деспотична и использует в качестве прислуги, — тем же вечером, сидя за столиком кофейни, поделился открытием Федор с Евгением Николаичем.

— Ну, что ж, мой друг, — равнодушным тоном ответил Творогов, — я рад, что вы, наконец, открыли для себя истинное лицо госпожи Москалевой. Она и с родной-то дочерью не церемонится, где уж с Анной Михайловной любезничать.

— Как? — опешил Половицын, — Вы знали?

— Знал, — зевнул Евгений, — И что же? Мне, к примеру, это на руки. Мать так заморила своими выходками дочь, что той не терпится покинуть отчий дом. А единственный путь уйти из дома — это выйти замуж. Что вскоре, я ей и предложу.

Творогов самодовольно откинулся на спинку и откинул крышку часов, деловито посмотрел на циферблат.

— А теперь, Федор Матвеич, пойдемте, нас ждут у Москалевых.

В тот же вечер, в салоне, Марья Александровна потребовала, чтобы Анна Михайловна продекламировала стихи Пушкина перед гостями. Девушка прочитала с таким вдохновением, что гости прослезились. Когда она умолкла, присутствующие искупали Аннушку в овациях.

— Вот, вот! Видите!? Это все мое воспитание, моя школа. Видите, чего я от нее добилась? — стараясь перекричать аплодисменты, утверждала Марья Александровна.

Услышав ее слова, Анна Михайловна раскраснелась и выбежала из залы.  Поняв истинный смысл этой сцены, Половицын почувствовал себя неловко. Находиться в этом доме стало неприятно. Федор Матвеич постарался поскорее распрощаться с хозяйкой дома и ушел домой.

После того, как обнаружилась двойственная черта характера Марьи Александровны, Половицын потерял всякий интерес к салону Москалевой. Целый месяц он не бывал у них дома. К тому же, его отсутствия, почти никто и не заметил. Он стал искать развлечений в других местах. Посещал театры, балет, оперетты. Снова начал заглядывать в игорные дома. Надо признаться, что все время, пока он проводил у Москалевых, Федор Матвеич оставил привычку играть. Игра в карты ему нужна была, чтобы развеять скуку. К тому же, после игры, он не испытывал необходимости думать и мечтать. Замертво ложился на кровать и засыпал.

 

В ноябре, когда значительно похолодало, и на улице была уже почти зима, Половицын, натянув повыше меховой воротник пальто, возвращался после службы домой. Его нагнал Евгений Николаич. С ним они тоже уже порядком не виделись.

— Отчего же вы, мой друг, перестали посещать салон Москалевой? — Творогов заглянул в лицо Федору Матвеичу. — Аннушка даже пару раз справлялась о вас. Уж, не заболели-с, спрашивала.

— Да так-с, все не досуг, — пожал плечами Половицын. Уж больно не хотелось объяснять истинной причины своего исчезновения.

— А я вот, братец, добился своего. —  Продолжал Евгений Николаич. — Сделал Татьяне Петровне предложение. Она согласилась. Сегодня буду просить у Петра Ивановича ее руки.

— Вот, как? — поднял бровь Половицын, — что ж, я вас поздравляю-с.

— Не изволите-ль сегодня вечером пойти со мной к Москалевым. Одному как-то боязно, — не расслышав поздравления, попросил Творогов.

— Ну, если просите, пожалуй, схожу с вами, — согласился Федор Матвеич, — Заходите за мной сегодня в восемь. Пойдем вместе.

В восемь вечера Федор Матвеич вышел из парадной своего дома. Поежился на морозном воздухе, огляделся по сторонам и сквозь сумерки заметил переминающегося с ноги на ногу, дожидавшегося его приятеля.

— Ну-с, Евгений Николаевич, пойдемте.

— Что-то страшно мне, Федор Матвеич. А вдруг, Петр Иванович откажется выдать Татьяну за меня? Так потом со службы придется переводиться, неудобно-с получится. Я почти полгода за их дочерью ухаживал, влюблял в себя. И вот, когда птичка в клетке и на все согласна, дело встало за согласием ее родителей.

— А вы то, вы то-с, сами как? — подозревая неладное спросил Половицын.

— Что я? — не понял Творогов.

— Вы, сами, любите Татьяну Петровну?

— Да к чему мне ее любить? Для того, чтобы на ней жениться, любить совсем не обязательно, — хихикнул в воротник Евгений Николаич.

Больше Федор задавать вопросов не стал. Оставшуюся дорогу он не проронил ни слова. Дошли до реки Мойки и Красного моста. Подул резкий ветер, пронизывая приятелей насквозь, заставляя кутаться в пальто еще сильнее. В сумерках Федор Матвеич не заметил подмерзшей лужи и поскользнувшись на ней, едва не упал и ударился головой о выкрашенные красной краской чугунные перила. Схватился обеими руками за толстый чугун. Ладони обожгло ледяным холодом, исходящего от молчаливого, безжизненного метала.

— Вы не ушиблись-с? — участливо поинтересовался Евгений Матвеич.

— Нет, повезло. Я тут подумал. Как это самоубийцы в эту пору держатся перед прыжком за перила? Они такие ледяные, что невозможно держаться за них. Может, они и передумывают прыгать, а руки леденеют от чугуна, не выдерживают и сами отпускают перила. Так и обрывается жизнь без шанса передумать.

— Экие вам мысли в голову приходят, — Творогов взял под руку товарища и увел поскорее с моста. — Право, скажете тоже. Вы точно не ушиблись? А то мне кажется, что после падения вы повредились головой, мой друг.

— Я даже не упал, — возразил Половицын и весь оставшийся путь они проследовали в полном молчании.

Перед входом в парадную Евгений Николаич заметно стушевался, выказывая некоторую нервозность. Поняв состояние приятеля, Половицын легонько подтолкнул его к входу. Татьяна Петровна, по всей видимости, уже подготовила родителей к предстоящему разговору, поскольку Москалевы ждали Творогова. Даже отец семейства был дома.

— Господа, — после дежурного приветствия начал Евгений Николаич, — позвольте мне объясниться-с с вами, наедине-с.

— Ну, что же, извольте, раз такое дело, пройдемте-с в кабинет, объяснимся, — Москалев жестом указал на дверь.

— Подождите меня здесь, в гостиной, —шепнул напоследок Половицыну Творогов.

Лакей бесшумно прикрыл дверь за матерью, отцом семейства, Татьяной и Евгением Николаичем. Федор Матвеич переглянулся с Анной Михайловной и поудобней расположился в кресле. Аннушка беспокойно теребила в тонких пальчиках платок.

— Евгений Николаич предложение Татьяне делать приехали? — прервала неловкое молчание Анушка.

— Да, — коротко ответил Федор.

— Танечка еле решилась предупредить об этом родителей. Неловко вышло бы без предупреждения. Она так волновалась — всю ночь не сомкнула глаз.

— Понимаю.

— А куда же пропали вы? — сменила тему Анна Михайловна, — Перестали бывать у нас. Разонравилось?

— Да, так-с, дела-с, — уклончиво ответил Половицын.

Тем временем дверь кабинета открылась и из нее вышли все участники приватной беседы. Разговор, по всей видимости, оказался коротким. И его исход ясно читался на лицах вошедших. Предложению молодого человека родители оказались не рады. Не такого зятя они себе прочили. Глава дома отказал Евгению Николаичу в руке дочери.

— Ну, возьмите, хотя бы Аннушку в жены, — продолжая начатый разговор, в растерянности предложила Марья Александровна.

Услышав ее слова, Анна вспыхнула, затем побледнела, слезы брызнули из глаз. Наконец, не выдержав, девушка сорвалась:

— Да как вы можете, тетушка, обращаться со мной словно с вещью?! Не спросив меня, не посоветовавшись! Вы вечно мной помыкаете, обращаетесь словно с горничной. А я ведь, как и вы, княжеских кровей. Я безмерно благодарна вам за приют, но замужество против моей воли — это, выше всех моих сил!

Разрыдавшись в голос, Анна Михайловна выбежала из гостиной. Все были смущены данной сценой и растеряно переглядывались.

— Вот и отблагодарила меня за благодетельство! — возмущенно, с неприязнью в голосе воскликнула Марья Александровна.

Оставаться далее в доме Федору Матвеичу казалось неприличным, он откланялся и ушел, оставив приятеля объясняться с хозяевами самому. Евгений Николаич стоял в центре залы раскрасневшийся. Даже шея имела цвет вареного рака. На лице застыла маска удивления. Он беспомощно смотрел на удаляющегося Половицына и решительно не знал, что ему предпринять дальше.

Федор Матвеич вышел из дома, где жили Москалевы и пошел вдоль Гороховой в сторону чугунного Красного моста. Там, в домашнем платье, почти раздетую, он нашел плачущую Анну Михайловну. Она держалась за ледяные красные перила и пыталась перелезть на другую сторону моста. Полы длинного платья все время мешались, не давали закинуть наверх ногу.  Видя сии попытки, Половицын вмиг смекнул цели Аннушки, подбежал к ней, схватил на руки, крепко, до хруста костей прижал к себе и стал успокаивать:

— Что это вы удумали, Анна Михайловна? Не дело юной барышне о таких глупостях помышлять.

— Ах, оставьте меня, Фёдор Матвеич, — попыталась вырваться Анна, — уж лучше я сгину в водах Мойки, чем так. Устала слышать бесконечные попреки Марьи Александровны. Я итак у нее вместо горничной. Как прислуга отрабатываю свой хлеб. Права моя тетушка, никому я не нужна: сирота, бесприданница. Дом родительский и тот уже не принадлежит мне. Тетка с нотариусом отписали его на Татьяну, когда я больная в бреду была два года назад. Это я только потом, от прислуги узнала. Проболтались между собой сплетничая. Даже они за человека меня не считают. А теперь ещё за этого Творогова собрались отдать. А я и не нужна ему вовсе. Он полгода за Танечкой увивался, речами красивыми ее завлекал. А все для того, чтобы дела свои служебные поправить. Я его сразу раскусила, он даже не влюблен в нее. На других дам втихомолку поглядывает. А Москалевы ему меня, будто вещицу обменную предложили. Бросьте меня, Федор Матвеич, ЧТО я для вас?

Слова Аннушки едким жалом проникли под кожу Половицына. Сердце сжалось от жалости к бедной девушке. «Ну, что ж, ну и пусть, что же я совсем сердца не имею что—ли?— подумалось Федору, — да и не помешает она мне вовсе. Сгинет, ведь. Не такой я себе жизнь представлял, ну, да ладно, зато душу невинную спасу… » Федор Матвеич еще немного поколебался, и решившись сказал:

— Ну, полноте, так убиваться. Успокойтесь, Анна Михайловна. Все можно поправить.

Аннушка его не слышала, лишь плакала, уткнувшись в плечо. Последняя мысль в голове Половицына промелькнула особенно быстро, не успел как следует обдумать:

— Ну, не согласны вы пойти за Творогова, — неожиданно для себя воскликнул Федор, — не изволите-ли, тогда-с пойти за меня?

Федору было слишком жаль девушку, никак не мог допустить самоубийство. Ведь, не сейчас, так в другой раз порешит себя. Решился на отчаянный шаг, пойти на личную жертву — жениться на сироте, распрощаться со своей холостяцкой жизнью.

Анна Михайловна перестала всхлипывать и подняла к нему заплаканное лицо.

— Ну, что же вы, согласны? — нетерпеливо спросил Федор.

— Вы сейчас шутите? — с недоверием спросила Аннушка.

— Отчего же я шучу? Я сейчас серьезно говорю, от чистого сердца.

Она запрокинула голову, желая получше разглядеть лицо Половицына. Спустившаяся на Санкт-Петербург ночная мгла не давала возможности видеть. Поднявшийся ветер трепал подол её платья, пробирая стылым воздухом до нитки. Анна вздрогнула и положила голову на плечо своего спасителя и тихо призналась:

— Знаете, Федор Матвеич, а ведь, я давно влюблена вас, с самого первого дня нашей встречи.

Об авторе: